Владимир Арсеньев - Собрание сочинений В. К. Арсеньева в одной книге

Человек с бородой сделался обладателем всей пушнины, но это не спасло его. Дня через три его нашли другие охотники и доставили в ближайшую деревню.

Рана, полученная им в бедро, оказалась опасной. Он получил заражение крови и вскоре умер в сильных мучениях.

Весной китайцы зверовщики обнаружили в двух зверовых фанзах убитых китайцев, а на тропе к зимовью обоих скупщиков пушнины, застреленных в спину рыжеволосым промышленником.

Умри охотник с окладистой бородой в зимовье, — все эти убийства приписали бы китайским разбойникам.

А сколько в горах ежегодно совершается кровавых драм, о которых никто не знает…

Суровая тайга хранит такие тайны!

Однажды вместе с антагинскими тунгусами я пробирался в бассейн реки Олгона [371] Путешествие в горную область Ян-де-янге было совершено Арсеньевым в 1917 году. Рассказ «Быгин-Быгинен» навеян этим путешествием. Оно не получило полного отражения в произведениях автора, которые он успел закончить до своей смерти (в 1930 году), но Арсеньев говорил, что, если бы у него хватило сил, он мог бы написать две и даже три книги об Ян-де-янге. Географические названия, имеющиеся в рассказе, относятся к территории хребта Ян-де-янге. . Наш отряд состоял из одиннадцати мужчин, четырех женщин и шестерых детей. Ехали мы на шестидесяти оленях. Среди тунгусов был один старик, которого звали Ингину и к которому все прочие туземцы относились с большим почтением. На вид ему было, вероятно, около семидесяти лет, если не больше. Он был несколько сутуловат и так слаб, что без посторонней помощи не мог взобраться на оленя.

Из якутского поселка Талакана мы пошли на восток и через трое суток достигли водораздела между реками Урми [372] Бассейн рек Кура и Урми, образующих после слияния приток Амура — реку Тунгуску, Арсеньев считал одним из наиболее обещающих районов заселения и в этом смыслевесьма негативно говорил о тех из чиновников царского переселенческого управления, которые совершенно отрицали колонизационные возможности Куры и Урми. Арсеньев много рассказывал о разнообразии растительности этого района, его возможных ископаемых богатствах, исключительных перспективах пушного промысла. Почвы района он считал чрезвычайно благоприятными для сельского хозяйства. Арсеньев возмущался тем, что этот район не стал одним из первых очагов заселения Дальнего Востока, считая его не только не уступающим в естественно-производительном отношении Ханкайскому и ряду других районов, но превосходящим их. Наблюдения убеждали Арсеньева в возможности развития на Куре и Урми даже такой культуры, как рис. и Олгоном, который здесь высок и величествен и называется Быгин-Быгинен.

До сих пор стоявшая хорошая погода вдруг стала портиться: небо заволокло тучами, и задул холодный ветер. Он поднимал снег с земли и уже дважды менял направление. Тунгусы тревожно поглядывали по сторонам и подгоняли оленей. Однако от непогоды нам уйти не удалось. Она захватила нас на самом водоразделе, и поэтому, как только мы спустились с перевала, тотчас стали выбирать место для бивака.

Ночь обещала быть бурной. Сильный порывистый ветер раскачивал деревья и гудел в лесу. Спины оленей, вьюк на них, плечи и головные уборы людей — все забелело от снега. Мело… Тунгусы шли, повернув головы от ветра. Обледеневшие мелкие снежинки, как иглами, кололи лицо и мешали смотреть прямо перед собой.

Посланные вперед люди место для бивака выбрали довольно удачно. Это была небольшая полянка на опушке леса, густо покрывавшего склоны хребта Быгин-Быгинен. Она имела пологий уклон к востоку и через перелески незаметно переходила в тундру, по которой нам надлежало идти дальше.

Тунгусы быстро развьючили оленей и принялись ставить палатки. Я любовался их работой. Все они представляли как бы один сложный организм, части которого двигались и работали вполне согласованно. Когда палатки были поставлены, мужчины побежали в лес: одни за дровами, другие за еловыми ветками для подстилок, а женщины тем временем нарезали целые вороха сухой травы. Я обратил внимание на детей. Прикрытые кухлянками, малютки спокойно сидели на вьюках и терпеливо ждали, когда родители отнесут их в теплые помещения. Старик Ингину, опершись на палку, стоял у огня и только изредка отдавал приказания, но не вмешивался в работу, если она шла гладко и без перебоев.

Минут через тридцать мы все — и мужчины и женщины с детьми — сидели в палатках около железных печек и пили чай. А снаружи злобно неистовствовала пурга. Ветер яростно трепал палатку и обдавал ее мелким сухим снегом. Он жалобно завывал в трубе, вдруг бросался в сторону и ревел в лесу, как разъяренный зверь.

После ужина все рано улеглись спать. У камина остались только мы вдвоем со стариком. Слушая его рассказ, я поражался громадным расстоянием, которое он проходил со своими табунами. Он бывал и в Якутии, ходил к мысу Сюркум [373] Сюркум — мыс на берегу Татарского пролива между заливом Де-Кастри и Советской гаванью. Этот мыс известен тем, что в свое время дал возможность спастись от бури, а может быть, и гибели судам мореплавателя Крузенштерна, попавшим в Татарском проливе в сильный шторм. , дважды пересекал тундры у южных берегов Охотского моря и доходил до Чумукана [374] Чумукан, или Чумякан, — мыс на Охотском море, в так называемой Удской губе. В дореволюционные годы сюда стекались со своими стадами кочевники для заготовок рыбы на зиму, а также за товарами, которые доставлялись сюда морем. Интересно указание Арсеньева на маршруты, которыми пользовались кочевые народы края из года в год. . Почти каждый вечер мы беседовали с ним, и он очень охотно рассказывал мне про невзгоды своей страннической жизни. Так и в этот раз. Воспользовавшись тем, что завтра непогода принудит нас простоять на месте, и тем, что женщины и дети, утомленные переходом через Быгин-Быгинен, улеглись спозаранку, я напомнил ему о том, что он обещал мне рассказать о трагедии, разыгравшейся на реке Уркане [375] Река Уркан — один из притоков Зеи. .

Ингину согласился. Он закурил свою трубку, придвинулся поближе к печке, подбросил дров в огонь и начал говорить. Старик плохо владел русским языком и часто употреблял не те слова, которые надо, но все же понять его можно было. Я мысленно исправлял его речь и на другой день записал ее в свой дневник в том виде, как она изложена ниже.

— Это было давно, очень давно, — говорил он, не торопясь. — Я был еще совсем мальчиком и из детского возраста едва переходил в юношеский. Кочевали мы тогда в горах Ян-де-янге. В это время сюда прибыл один русский. Он был золотоискатель — молодой человек, лет двадцати пяти, среднего роста, с белокурыми волосами и голубыми глазами. Одет он был в кухлянку, торбаза, на голове имел меховую шапку, а на руках — рукавицы. Этот человек возвращался с приисков, где старательским образом намыл столько золота, что мог безбедно прожить до глубокой старости. Но судьба решила иначе.