Юрий Трусов - Хаджибей (Роман-трилогия)

А лошадь несла его дальше и дальше в сторону вражеского стана. От толчков во время скачки, а главное от прилива крови к голове у Кондрата глаза стало застилать пеленой. Он снова впал в беспамятство.

Только когда начало светать, всадник стишил бег коня, свернул с тропы в камышовую заросль и сделал привал у старой ивы. Чтобы дать отдых лошади, татарин отвязал своего пленника от седла и, как мешок с зерном, сбросил на землю. Хурделица снова пришел в сознание. Он почувствовал, как грубые руки, обшарив его кафтан, вытащили из-за пазухи спрятанный пакет. Кондрат забился в ярости, стараясь разорвать ремни, а татарин, спокойно вскрыв пакет, с любопытством стал рассматривать приказ командующего. Вдруг резким движением руки он вырвал кляп изо рта Кондрата.

— Говори, собака, что здесь написано! — по-татарски крикнул ордынец пленнику и угрожающе выхватил из ножен кривую саблю.

Уже окончательно рассвело. Только теперь Хурделице удалось по-настоящему рассмотреть своего победителя. Глянув на сердитое лицо молодого татарина, Кондрат невольно ахнул. Перед ним было дорогое ему лицо убитого друга Озен-башлы, словно его кунак-побратим чудесно воскрес. Сходство татарина с убитым потрясло Хурделицу.

Его изумление не мог не заметить ордынец.

— Озен-башлы! — вырвалось у Кондрата.

Татарин, отшвырнув в сторону бумаги и саблю, бросился на Кондрата и стал трясти его за плечи.

— Ты, гяур, знаешь, где мой брат? Скажи, где мой брат? Что с ним? Где он сейчас? Жив? Жив?

— Озен-башлы погиб в Хаджибее, — ответил Кондрат.

Услышав эти слова, ордынец закрыл лицо руками и замер. Но через миг он схватил свою саблю и снова бросился к Кондрату.

— Вы, неверные, убили моего брата! Я отомщу за него… Прими смерть, презренный! — И татарин взмахнул кривым клинком.

— Я видел, как погиб твой брат. Его убил турок. И если ты зарубишь меня, то никогда не узнаешь, как погиб Озен-башлы. Никогда! Только мне привелось видеть его гибель.

— Говори, как умер мой брат, — сказал ордынец, опуская клинок. Нервная судорога прошла по его лицу.

— Сначала развяжи мне ноги, освободи от ремней грудь, чтобы я мог свободно дышать и сидеть, — потребовал спокойно Кондрат. И, видя, что татарин раздумывает над его словами, добавил: — Неужели ты боишься меня, безоружного?

Татарин метнул на него свирепый взгляд и молниеносным взмахом сабли разрезал ремни, связывающие пленника. Хурделица с наслаждением размял затекшие ноги, сел и облегченно вздохнул. Только руки его оставались связанными.

— Так слушай… С братом твоим мы кунаки с детства, а заколол его проклятый турок Халым, — начал свой рассказ Кондрат и поведал внимательно слушавшему ордынцу историю своей многолетней дружбы с Озен-башлы. — Он геройски погиб во время штурма султанской крепости. Я похоронил его на мусульманском кладбище в Хаджибее с Кораном в руках. Как положено по вашему закону, — сказал грустно Кондрат. — Твой брат перешел к нам не зря. Что пользы вам, татарам, быть сторожевыми псами у супостатов наших? Вам бы землю пахать да скот пасти, а вы свою да чужую кровь льете. Переходи к нам, как брат твой. Так лучше будет. Большая сила наша на турка идет. Всех султанцев с земли нашей сметем. А коли вы с ними будете, так и вас…

Но молодой ордынец решительно отказался:

— Ёк! Никогда! Я, Селим, поклялся на книге святой во имя Аллаха драться с вами, гяурами, и никогда не изменю султану.

Пленник испытующе взглянул на Селима и уловил в его лице мрачную суровость. Кондрат понял, что ему не удастся переубедить ордынца. В отчаянии изо всех сил напряг связанные сзади руки и почувствовал, что впившиеся в тело ремни немного ослабли. Чтобы отвлечь внимание татарина от своих движений, он громко расхохотался. Его неожиданный смех удивил Селима.

— Ты чего смеешься, нечестивый? — спросил недоуменно ордынец.

— Как не смеяться, когда тебя клятвой крепче, чем ты меня арканом, попутал хитрый турок.

— Не смейся! Святая клятва — нерушима. Я дал ее Аллаху, а не туркам…

— Но эта клятва заставляет тебя служить туркам. Вот это-то и понимал твой брат, Озен-башлы, когда брал вместе с нами их волчье логово — Хаджибей. Крепость эту султанцы построили против нас и против вас, татар.

— Хаджибей построили не турки, а татары. Ты ничего не знаешь об этом, гяур, — сказал важно Селим.

Новым усилием мускулов Кондрату удалось еще больше ослабить ремни. Теперь он уже мог незаметно освободиться от своих пут. Чтобы усыпить внимание татарина, Хурделица продолжал разговор.

— А мне по-другому один старый человек сказывал. Мол, построен Хаджибей турками по повелению самого султана. Нарекли сию крепость Ени-Дунью — Новым Светом, значит… А после позабыли это название турецкое… Стали крепость по имени вашего татарского поселка Хаджибеем звать.

— Подожди, гяур! Не так все было, — прервал его ордынец. — Совсем не так! Не запомнили вы, урусы! — Лицо Селима покраснело, черные глаза заблестели. Сейчас он особенно походил на Озен-башлы.

«Ох, до чего же схож на брата! Только, пожалуй, погорячей его будет», — мелькнула у Кондрата мысль. Он продолжал незаметно, обдирая кожу о ремни, освобождать связанные руки. Несмотря на боль, он все же ухмыльнулся в ответ на последние слова татарина. Это еще больше разгорячило ордынца.

— Ты, урус, не смейся! Твой старик ничего о Хаджибее не знал. Слушай! Хаджибей строили мы, татары, а не турки. Может быть, когда из неволи освободишься, своим об этом расскажешь. А было вот как. — Он ближе подвинулся к пленнику. — Слышал я это еще в детстве от отца, который служил садовником при дворе последнего нашего хана Крым-Гирея. Тогда у хана чтецом священных книг был ученый человек Мегмет-оглы-бей. Он был приметен высоким ростом и красотой. Много путешествовал, много повидал на свете и умел рассказывать такие интересные истории, что вскоре стал одним из первых любимцев хана.

Мегмет-оглы-бей презирал женщин. Хан за это еще больше стал доверять ему во всем. В Бахчисарайском дворце Мегмет-оглы-бей чувствовал себя как дома и даже часто ночевал там. Однажды он попросил у Крым-Гирея дозволения совершить путешествие в Мекку и получил разрешение.

В отсутствие Мегмета хан был угрюм и печален. Он тосковал о своем друге-паломнике и, когда тот вернулся из путешествия, встретил его в белой чалме, как родного брата. По возвращении из святых мест Мегмет получил право на святое имя — Хаджи, и стали его все называть Хаджибеем. Крым-Гирей полюбил его еще крепче.

— Хаджибей? — переспросил Кондрат, не спуская глаз с Селима. Он уже незаметно стянул ремни и теперь расправлял занемевшие руки.

— Да, Хаджибей, — повторил Селим, недовольный тем, что его перебили. И продолжал: — Прошел год. Как-то раз вечером хан вышел в сад. И вдруг под одной из чинар увидел любимую свою наложницу Фатиму в объятиях Хаджибея. Хан, не доверяя себе, стал протирать глаза. В страхе наложница убежала. А Хаджибей, вынув кинжал из ножен, протянул его хану и упал перед ним на колени, прося тут же убить его.