Юрий Трусов - Хаджибей (Роман-трилогия)

— Чудо-богатыри, возьмем ныне Измаил? Побьем басурманов, как бивали их под Рымником и Фонштанами?!

— Не выдадим, батюшка! Побьем супостата! — раздались взволнованные голоса солдат.

— То-то, что побьем! — уверенно сказал Александр Васильевич и показал на медленно ползущий туман. — В тумане — то, братцы, басурманов нам сподручнее будет колоть, а?

Дружный смех прокатился по рядам.

— И впрямь сподручнее, Лександр Василич, — весело ответил молодой солдатский голос.

Когда все стихло, Суворов, вынув карманные часы, обратился к адъютантам:

— Уже три часа. Пора!

Его приказа ожидали с нетерпением — сразу же взвилась первая ракета. Ярким зеленым светом озарила она плывущие высоко в небе тучи.

Не во всех штурмовых колоннах заметили первую сигнальную ракету, но вся армия ровно в три часа ночи покинула лагерь. Тихо двигаясь в белых волнах тумана, полки, как и предписывала суворовская диспозиция, залегли в трехстах саженях от крепости.

В это же время снялась с якорей дунайская флотилия и, построив корабли в две боевые линии, бесшумно подошла к крепости. Впереди скользили по ночным волнам сто черноморских казачьих дубков и плотов с десантниками. За ними двигалась вторая линия: плавучие батареи, лансоны, бригантины и сдвоенные шлюпки. Эти суда, нацелив орудия на турецкий берег, ожидали команды начать шквальный огонь, чтобы прикрыть высадку десанта.

Гренадеры Василия Зюзина заняли исходную позицию в узкой, поросшей кустарником балке. Здесь сосредоточились части шестой колонны.

Солдаты, лежа на обрывистом, покрытом прошлогодней травой склоне, чутко вслушивались в тишину уходящей ночи.

До Зюзина долетел солдатский шепоток:

— Слышишь, как басурманы зашевелились… Видно, беду учуяли…

Но как ни напрягал слух Василий, он не мог ничего уловить. Лежащий рядом с ним Громов пояснил:

— Вы, ваше благородие, прислоните ухо к земле, то и услышите, как она говорит. Неспокойно в стане врагов, неспокойно…

Василий так и сделал. Снял каску, приложился ухом к влажной земле и услышал далекий, похожий на грохот прибоя, неясный гул, который шел со стороны крепости. Было похоже, что земля и впрямь «заговорила», как бы предупреждая о том, что враг не спит, что и он готов к битве. Зюзину представилось, как тысячи турецких янычар, обозленных, с наточенными обнаженными ятаганами бессонно ожидают их, русских солдат.

И вдруг совсем рядом он услышал быстрые шаги. Поднял голову и увидел прямо над собой знакомую коренастую фигуру человека в белом кафтане. Зюзин узнал генерал-майора, командующего шестой колонной, Михаила Илларионовича Кутузова. Василий впервые видел его так близко, как сейчас.

Зюзин вскочил, вытянулся перед генерал-майором и хотел было, как положено, отрапортовать, но тот, положив ему руку на плечо, спросил:

— Слушали противника?

— Так точно, ваше превосходительство!

— Не спится басурманам?

— Бодрствуют…

— Так мы их сейчас успокоим. Успокоим, — повторил Кутузов. В голосе его звучала уверенность и вместе с тем насмешливость.

Он снял руку с плеча Зюзина и в сопровождении двух адъютантов неторопливым шагом пошел в расположение соседней роты.

Василию стало легко на душе от этих неторопливых шагов и уверенности, которая прозвучала в голосе Кутузова.

И противник, что притаился совсем недалеко, в трехстах саженях за крепостной стеной, показался нестрашным.

Через некоторое время в вышине вспыхнул дрожащий огонь второй ракеты, и мимо гренадеров, пересекая балку, бесшумно двинулась вереница теней.

— Навалом идут бугские егеря. Им штурм начинать… — сказал лежащий неподалеку от Зюзина Травушкин.

Василию послышалась в его словах скрытая зависть.

— А ты не сетуй! — сказал другой солдат. — И до нас дело дойдет. Даром, что резерв…

— Резерву завсегда более всего достается.

— Тише, братцы, раскудахтались, — прикрикнул на них ефрейтор Громов. — Солдат, самое первое дело, молчать должен. — Но сам не удержался и добавил: — Нам нынче и впрямь бугцев выручать придется.

Совсем близко от Зюзина, тяжело дыша, быстро прошел невысокий офицер. Несмотря на темноту, Василий сразу узнал в нем командира егерей бригадного генерала Рибопьера.

Тот, видимо, услышал разговор гренадеров и бросил на ходу:

— Ошень похвальный мысль… Зольдат всегда долшин виручать другой воин. Всегда виручай друг друга, ребьята!

— Так точно, ваше благородие!

— Завсегда выручим… — раздались возгласы.

Рибопьер, подняв руку, как бы прощаясь, исчез в темноте. А вслед ему несся шепот гренадеров:

— Хороший бригадир!

— Даром, что хранцуз…

— Не француз, а швейцарец, — поправил Зюзин.

— Все одно, ваше благородие, хороший. Без страха идет…

— Верно. Друг он русским. Свой.

Зюзину невольно вспомнился Хурделица. Видимо, Кондрат сейчас, как и он, Василий, нетерпеливо ожидает грозного часа…

Наконец, в небе, возвещая о начале штурма, сверкнула третья ракета. И не успели растаять ее зеленоватые искры, как гулко ударили пушки дунайской флотилии.

Зюзин почувствовал, как задрожали вокруг и земля, и воздух. Орудийные выстрелы на мгновение выхватили из тьмы высокие угрюмые стены султанской крепости.

Атака Измаила началась во всех направлениях почти одновременно. Лишь нетерпеливый генерал-майор Борис Петрович Ласси повел на штурм свою вторую колонну минутой раньше, чем было приказано.

Стрелки второй колонны под градом ядер и картечи лихо преодолели ров и открыли прицельный огонь по десятипушечному угловому бастиону Мустафы-паши. Большая часть защитников бастиона была сразу убита или ранена их меткими пулями. Уцелевших охватила паника. Пользуясь замешательством противника, приземистый рыжеватый секунд-майор Неклюдов стремительно поднялся по штурмовой лестнице на высокий земляной вал. За ним хлынули на бастион стрелки. Навстречу им — янычары с обнаженными ятаганами. Турецкий офицер выстрелил из пистолета в грудь Неклюдову. Стрелки подхватили тяжело раненного командира, заслонили его от кривых янычарских клинков. На помощь им подоспели егеря во главе с юным прапорщиком Гагариным. Штыками очистили они бастион от турок. И впервые над Измаилом взвилось в синем утреннем полумраке пробитое пулями боевое знамя Егерского полка.

— Начало сделано! — крикнул отважный Ласси и послал к Суворову ординарца с донесением, что вторая штурмовая колонна проникла в турецкую крепость.

Весть эта обрадовала Суворова, с нетерпением наблюдавшего до этого за багровыми вспышками пламени, объявшего крепость.

Выслушав ординарца, командующий обернулся к офицерам, которые грелись у костра. Среди них Александр Васильевич увидел высокопоставленных особ, прикомандированных к его штабу самим Потемкиным: белокурого юнца, сына принца де Линя; остроносого и близорукого Дюка де Ришелье, прозванного солдатами «индюком на вертеле»; бледного, страдающего от флюса Ланжерона; долговязого полковника соглядатая самого светлейшего барона Закса.