Густав Эмар - Том 25. Вождь окасов. Дикая кошка. Периколя. Профиль перуанского бандита

Так как главные события этой истории будут происходить в Арокании, мы считаем необходимым представить читателю некоторые сведения о том народе, который один из всех народов, встреченных испанцами в Америке, сумел сохранить неприкосновенной свою свободу и территорию.

Ароканы или молучосы живут в прекрасной стране, находящейся между реками Биобио и Вальдивией и защищаемой с одной стороны морем, а с другой высокими Кордильерскими горами. Таким образом они занимают территорию Чилийской республики, от которойуе остались независимыми, как мы уже сказали.

Тот, кто вообразит, что эти индейцы — дикари, грубо ошибется. Ароканы заимствовали из европейской цивилизации все что могло быть полезно их образу жизни, не заботясь об остальном. С самых отдаленных времен, этот народ составлял нацию сильную, тесно соединенную, управляемую законами мудрыми и строго исполняемыми. Первые испанские завоеватели очень удивились, встретив в отдаленном уголке Америки могущественную аристократическую республику и феодализм, организованный почти по одному образцу с тем, который тяготел над всей Европой в XIII столетии.

Мы приведем здесь некоторые подробности правления ароканов, которые сами величают себя окасами — свободными людьми. Эти подробности о народе, слишком мало известном до сих пор, должны, мы убеждены в этом, заинтересовать читателя.

Благоразумие ароканов превосходно обнаруживается в правильности политического деления их страны. Арокания разделена от севера к югу на четыре области, называемые: Languem-Mapus — край приморский, Telbum-Mapus — край плоский, Inapire-Mapus — край под Андами и Pire-Mapus — край в Андах. Каждая Utal-Mapus — область — разделяется в свою очередь на пять Allaregues — провинций, составляющих девять Regues — уездов.

В приморском краю заключаются страны: Ароко, Туканель, Илликура, Бароя и Нагтолтен; в плоском — Пурен, Анкот, Магеквай, Максиквина и Репокура; в крае под Андами — Хакайко, Марбен, Колгоя, Кехерегвай и Кванагвай. Наконец край в Андах заключает все Кордильерские долины, в которых живут пуэльчесы, воинственные горцы, прежде составлявшие племя, союзное с ароканами, но теперь управляемое собственными законами.

Главные вожди ароканов — токи, апоульмены и ульмены. В каждой области есть четыре токи; под их начальством находятся апоульмены, а затем следуют ульмены. Титулы эти наследуются и переходят по мужской линии от отца к сыну. Мозотоны, то есть вассалы, свободны; только в военное время они обязаны явиться по первому призыву вождя; впрочем, в этой стране — и это составляет ее силу — все мужчины, которые в состоянии носить оружие, воины.

Читатель легко поймет что значат в Арокании вожди, если мы скажем, что народ считает их первыми лицами страны. Впрочем, когда случалось, что некоторые токи хотели распространить свою власть, народ всегда умел удержать их в границах, предписанных древними обычаями.

Общество, нравы которого так просты, которое управляется мудрыми законами, непобедимо: испанцы испытали это несколько раз. Несколько раз пытаясь завоевать этот маленький уголок земли, они наконец сознались в бесполезности своих усилий и безмолвно признали себя побежденными, отказавшись навсегда от намерения завоевать ароканов, с которыми, по необходимости, заключили союз и теперь спокойно проезжают через их земли в Сантьяго или Вальдивию.

Карампанья, что на ароканском наречии значит Убежище львов, очаровательный источник, полуводопад, полурека, спускающийя с неприступной вершины Андов и прихотливыми изворотами теряющиия в море, в двух милях к северу от Ароко. Ничто не может быть прекраснее берегов Убежища львов, покрытых лесом, яблонями, обремененными плодами, и богатыми пастбищами, где пасутся на свободе животные всякого рода. Наконец высокие горы, покрытые зеленью, у подножий которых построены хижины с выбеленными стенами, ярко блистающими на солнце, очень оживляют этот очаровательный пейзаж.

В одно прекрасное утро, в июле, прозванном индейцами аэнантой — месяцем солнца, два всадника, сопровождаемые великолепной нью-фаундлендской собакой, черной с белым, ехали рысью по берегу реки по тропинке, едва проложенной между высокой травой. Эти люди, в чилийских костюмах, вдруг явившиеся посреди дикой природы, описанной нами, составляли своей наружностью и одеждой контраст со всем их окружающим, контраст, которого они, вероятно, не подозревали, потому что ехали так же беззаботно по этой варварской стране, усеянной опасностями и бесчисленными засадами, как будто бы проезжали по дороге из Парижа в Сен-Клу.

Эти два человека, которых, без сомнения, читатель уже узнал, были граф Луи де Пребуа-Крансэ и Валентин Гиллуа, его молочный брат. Они постепенно проехали Молэ, Талку, Кончепчьйон. Почти целых два месяца они были в дороге, в тот день 14 июля 1837 года в одиннадцать часов утра мы встречаем их в Арокании, путешествующих философически, с их собакой Цезарем, по берегу Убежища львов.

Молодые люди провели ночь в брошенном замке, который попался им на пути, и на восходе солнца снова пустились в путь. Поэтому они начали чувствовать аппетит. Осмотрев то место, где они находились, они приметили группу яблонь, пересекавших жгучие солнечные лучи и представлявших им приличное убежище, в котором они могли отдохнуть и пообедать.

Они соскочили с седел и сели под яблоней, пустив лошадей щипать молодые ветви. Валентин палкой сбил несколько яблок, развязал большие холстинные карманы, которые привязывают за седлами, и вынул из них сухари, кусок соленого сала и козий сыр. Потом молодые люди начали весело есть, братски разделяя свою провизию с Цезарем, с важностью сидевшим перед ними и следовавшим глазами за каждым куском, который они подносили ко рту.

— Приятно отдохнуть, — сказал Валентин, — когда с четырех часов утра скачешь верхом!

— Я немножко устал, — заметил Луи.

— Мой бедный друг, ты не привык так, как например я, к продолжительным поездкам; дурак я, что не подумал об этом.

— Ба! — отвечал Луи. — Уверяю тебя, что я начинаю свыкаться с нашей жизнью… Притом, — прибавил он со вздохом, — физическая усталость заставляет меня забывать…

— Справедливо, — перебил Валентин, — я рад слышать от тебя это… я вижу, что ты становишься мужчиной.

Луи печально покачал головой.

— Нет! — сказал он. — Ты ошибаешься; только так как против болезни, терзающей меня, нет лекарства, я стараюсь покориться необходимости.

— Да! Надежда — основа основ любви; когда надежда существовать не может, любовь умирает.

— Ас нею умирает и тот, кто ею живет, — заметил молодой человек с меланхолической улыбкой.

Наступило молчание; Валентин первый заговорил: