Густав Эмар - Том 22. Приключения Мишеля Гартмана. Часть II

— Вот фантазия! Что это за субъект?

— Всмотритесь-ка лучше. — Петрус ткнул его ногою.

— Банкир Жейер! — сказал он.

— Собственною особою к услугам вашим… для некоторого развлечения, — подтвердил Паризьен все более и более насмешливо. — Но как попали вы сюда, товарищ?

— Услышал два выстрела, друг любезный, а командир Мишель был здесь, разумеется, это испугало меня, и я бросился на поиски.

— Вы хорошо сделали, сержант, сперва стрелял вот этот человек, а потом я.

— Да, да, я узнал звук вашего ружья. И командир не ранен?

— К счастью, нет, но этот негодяй ранил и, пожалуй, убил прелестную даму, с которою командир беседовал в то время по-дружески.

— Что вы говорите?

— Правду.

— Как! Этот подлец стрелял в баронессу фон Штейнфельд?

— Как в кролика — да, товарищ, пройдите немного дальше, и вы найдете бедную женщину, лежащую в дупле мертвого дерева.

— Бегу сейчас, бедная женщина! — вскричал Петрус. — Надеюсь, вы не помилуете этого мошенника?

— Кажется, не похоже на это, — ответил Паризьен посмеиваясь.

Знаком, запретив волонтерам следовать за ним, Петрус помчался по направлению, указанному ему зуавом.

Тот спокойно принялся опять за свое дело с помощью уже волонтеров.

Прогалина, где остановился зуав, имела порядочный объем; до войны она была центром большой порубки леса, что доказывалось множеством помеченных для срубки деревьев и пней, торчащих из земли; срубленные деревья были очищены от ветвей и сложены в кучу, совсем готовые для перевоза. Нагрянула война, работы остановились, и, разумеется, бревна и ветви лежали тут в ожидании лучших дней.

По приказанию Паризьена вольные стрелки устроили из этого леса нечто вроде платформы у самого подножия дерева, предназначенного служить виселицей.

Исполнив это, Жейера поставили на платформу, прислонив спиной к дереву, на шею ему накинули петлю, два волонтера приподняли его, и Паризьен сунул ему под ноги толстую чурку, потом веревку прикрепили так, чтобы она не соскользнула.

— Вот и готово, — сказал Паризьен, потирая руки, — механика на славу, надеюсь.

Три вольных стрелка сошли с платформы, предоставив несчастного банкира его судьбе.

Вот каково было его положение: туловищем прислоненный к стволу дерева, он ногами опирался на чурку, и веревка с петлей, накинутой ему на шею, была натянута не настолько, чтобы сильно спирать дыхание, но при малейшем движении, которое он сделает, чурка неминуемо выкатится из-под его ног, он потеряет равновесие и будет повешен безвозвратно.

Паризьен великодушно предупредил его об этом.

— Ради Бога, убейте меня сейчас! — вскричал несчастный. — Не осуждайте меня на эту пытку.

— Души мы губить не хотим, — холодно возразил сержант, — вы большой грешник, пользуйтесь немногими минутами, которые вам остаются, молитесь и кайтесь пред Господом.

— Разве нескольких минут достаточно, чтоб вымолить прощение моих проступков? — вскричал осужденный в отчаянии.

— Это ваше дело и до меня не касается.

— Увы! Мои силы истощаются, пощадите во имя всего святого!

— Вы приговорены к казни, молитесь, если смеете.

— Сжальтесь, сжальтесь! — кричал повешенный, хрипя. — Убейте меня скорее!

— Нет.

— Я богат, на мне более миллиона золотом и банковыми билетами; возьмите все, я отдаю вам, только жизнь оставьте мне, жизнь, жизнь, самую жалкую жизнь, но только не эту ужасную смерть. Сжальтесь, я выбился из сил!

— Молитесь, ваше золото не спасет вас, нам оно не нужно. Раз мы простили вам, теперь вы осуждены безвозвратно, молитесь. Прощайте.

Сержант сделал знак, и вольные стрелки последовали за ним. Еще несколько минут мольбы, угрозы и богохульства презренного шпиона преследовали их.

Они ускорили шаги. Вдруг раздался ужасный, нечеловеческий крик, при всей их храбрости они вздрогнули, и кровь застыла в их жилах.

Правосудие свершилось — банкир отдал Богу душу, тело его было уже только бездыханным трупом.

Однако Мишель находился в большом затруднении: он не имел понятия, как перевязывают раны, и Лилия, бедная девушка, смыслила в этом не более него, она только умела плакать.

Баронесса лишилась чувств.

Напрасно Мишель ломал себе голову, придумывая средство оказать необходимое пособие доброй женщине, столько раз доказывавшей ему свою преданность; и теперь она лежала умирающая у его ног, жертва последней попытки спасти его с товарищами.

Лакей и кучер баронессы, старые и преданные слуги, прибежали при звуке выстрелов, но также не знали, что делать, и приходили в отчаяние.

В эту минуту появился Петрус.

Увидав его, Мишель вскричал от радости и бросился к нему навстречу.

До поступления в отряд вольных стрелков Петрус Вебер несколько лет изучал медицину, он занимался отлично и, когда вспыхнула война, ему оставалось только защитить свою диссертацию для получения степени доктора.

В немногих словах Мишель передал ему случившееся.

— Все это я знал, — ответил Петрус, — Паризьен сказал мне. В каком положении находится раненая?

— Она в обмороке.

— Тем лучше, при обмороке оборот крови медленнее и она легче запекается. Ведь я сначала поступил врачом в отряд альтенгеймских вольных стрелков. У меня в сумке все, что нужно, чтобы осмотреть рану и сделать перевязку. Не будем отчаиваться.

— Надеетесь вы спасти эту несчастную женщину, любезный Петрус?

— Я многим пожертвовал бы для этого, не скрою, что она внушает мне живейшее сочувствие.

— Пытаясь еще раз предостеречь нас от коварства врагов наших, она была ранена подлецом Жейером.

— Знаю, я видел Паризьена, он собирается повесить жида.

— И хорошо сделает.

— Я не осуждаю его, он же мне сказал, где отыскать вас.

— И вы думаете, что спасете эту бедную женщину?

— Сделаю все от меня зависящее, но ничего еще не могу сказать, когда не видал ее.

— И в самом деле, где же у меня голова, что я держу вас здесь! Пойдемте.

Они подошли к соломе, на которой лежала баронесса.

— Оставьте меня с раненой, — сказал Петрус, — эта молодая девушка поможет мне при перевязке, вас мне не нужно, не пускайте сюда никого.

— Не оставляйте меня долго в неизвестности, я в тоске. Как скоро вы осмотрите рану, скажите мне, опасная она, смертельная или ничтожная, я предпочитаю самую ужасную известность тому чувству, которое теперь сжимает мое сердце.

— Честное слово, любезный Мишель, я все скажу вам без утайки, когда сам буду знать. Идите же; со мною несколько товарищей, велите им сходить за водою, или, если нет воды, хоть снегу принести, снег даже лучше, мне он нужен для перевязки.

Мишель вышел из дупла, в то же мгновение предсмертный крик банкира мрачно огласил воздух. Молодой человек содрогнулся.