Густав Эмар - Том 21. Приключения Мишеля Гартмана. Часть I

Вдруг бросившись на барышника, контрабандист схватил его и связал. Негодяй так был испуган, что не старался даже защищаться.

— Что мы сделаем теперь с этим молодчиком? — спросил он у трактирщика.

— Мы упрячем его в какую-нибудь каморку. Если гарпун подцепил акулу такого сорта, благоразумие требует наблюдать за веревкой, а то она перегрызет ее.

— Это ваше дело, дядя Легоф. Есть у вас местечко, куда мы могли бы запрятать его, не боясь, что он убежит?

— Я беру это на себя. Предоставьте это мне.

Он наклонился к его уху и сказал Оборотню несколько слов шепотом, на которые тот ответил знаком согласия, потом схватил шпиона за бока, как мешок с картофелем, набросил его на плечи и спокойно унес.

В ту же минуту Том вбежал в залу, приподнялся на задние лапы, положил их на грудь своего хозяина, махал хвостом и тихо визжал.

— Это ты, Том? — сказал Оборотень, лаская его. — Пруссаки идут, так ли, моя старая собака? Будь спокоен; все готово, чтобы задать им пляску. Вернись к моему мальчугану, старик, ты мне не нужен.

Собака замахала в последний раз хвостом, потом убежала так быстро, как прибежала.

— Теперь, капитан, если вы соглашаетесь следовать за мною, мы отправимся к нашим друзьям, потому что скоро дело выйдет жаркое… Но я не вижу Паризьена.

— Здесь! — ответил тот, являясь в дверях. — Настраиваю инструменты для танцев. Что теперь делать.

— Следовать за нами.

— Я готов.

— Итак — в путь!

Не говоря более ни слова, они вышли из хижины.

Был четвертый час пополудни.

Вчерашняя гроза совершенно расчистила небо, на лазури которого не осталось ни малейшего пятна.

Погода была великолепная.

Солнце проглядывало во многих местах сквозь густые ветви и освещало прогалину, на краю которой возвышался скромный трактир Легофа.

Птицы начали под листвой свое пение.

Все было безмолвно и пусто в окрестностях хижины.

Самая полная тишина царствовала в этом сельском пейзаже.

Вдруг быстрый топот многочисленного отряда всадников, смешанный с хлопаньем бича, поднялся среди тишины, увеличивался каждую секунду и скоро почтовый экипаж, в сопровождении двадцати всадников, выехал на прогалину и остановился перед гостиницей.

Ливрейный лакей соскочил наземь и отворил дверцу.

Мужчина лет тридцати, весь в черном, высокий, худощавый, с бледным лицом, с чертами отшельника, с мрачной, холодной физиономией, вышел из экипажа и почтительно подал руку даме, чтобы выйти из кареты.

Дама поблагодарила его движением головы, вошла в гостиницу и, обращаясь к Легофу, который почтительно стоял перед нею с колпаком в руке, сказала с улыбкой:

— Я желаю освежиться и отдохнуть у вас несколько минут. Что у вас есть?

— Угодно вам стакан пива? К несчастью, я ничего другого не могу предложить вам в эту минуту.

— Если у вас нет ничего кроме пива, — сказала она, — я должна довольствоваться этим; только, пожалуйста, поскорее.

Она села у первого стола, который находился возле нее.

Мужчина, сопровождавший эту даму, вошел за нею в гостиницу и скорее упал, чем сел на стул недалеко от двери.

Он скрестил руки на груди и, опрокинувшись на спинку стула, немедленно погрузился, по крайней мере по наружности, в серьезные и глубокие размышления.

Легоф поспешил подать незнакомке кружку пива с пеной ослепительной белизны.

Путешественница поднесла к губам стакан, в который налила из кружки, когда прусский офицер вошел в залу, подошел к даме и почтительно поклонился ей.

— А! Это вы, полковник фон Штаадт, — сказала она с улыбкой, обнаружившей великолепные зубы, — вы очаровательны. Я не знаю, как вас благодарить. Вы обращаетесь со мною с любезностью, восхищающей меня.

— Я очень рад, что вы удостаиваете оставаться довольной тем немногим, что я мог сделать. Долго ли намерены вы оставаться в этой лачуге? Признаюсь, я очень удивляюсь, что вы согласились остановиться здесь.

— Почему это, полковник?

— Потому что, — ответил он поклонившись, — эта жалкая лачуга недостойна той чести, которую вы оказываете ей вашим присутствием.

— Благодарю вас за комплимент, полковник; к несчастью, мне невозможно ответить на вопрос, который вы сделали мне.

— Почему это?

— Боже мой! Любезный полковник, просто потому, что я сама не знаю, сколько времени должна остаться здесь. Это будет зависеть не от моей воли, а от присутствия одного лица, которого я должна встретить в этом месте и которого очень удивляюсь, что не встретила еще.

— О! О! Баронесса, — продолжал полковник голосом слегка насмешливым, — это почти признание; уж не свидание ли назначено у вас здесь?

— Вы пророк, любезный полковник, — сказала дама, смеясь. — Именно о свидании и идет дело.

— Это становится чем-то сентиментальным, баронесса. Свидание в лесу… в хижине!..

— Любезный полковник, эта насмешка очень изящна, но, к несчастью, очень ошибочна.

— Гм! Гм! — произнес полковник, смеясь.

— Напрасно кашляете таким образом. Уверяю вас, вы совершенно ошибаетесь.

— Я буду иметь честь заметить вам, баронесса, что вы сами назвали это свиданием.

— Действительно, но знаете ли с кем?

— О! Что до этого, баронесса…

— Я вам скажу.

— О! — произнес полковник, сделав движение отрицания.

— Нет, нет, я ничего не скрываю, я живу открыто. У меня назначено свидание здесь, в этой хижине, сегодня, в половине четвертого; я выражаюсь точно, не правда ли?

— Баронесса, сделайте милость!

— Я хочу, чтоб наказание было полное. Вы любопытны, полковник фон Штаадт. Будьте довольны, вы узнаете все. Человек, которого я жду и с которым, сказать мимоходом, я должна иметь очень важный разговор, имеет наружность довольно пошлую. Ему от сорока пяти до пятидесяти лет; он очень безобразен и барышник по ремеслу. Что вы думаете теперь обо всем этом?

— Баронесса, я, право, не знаю, как извиниться перед вами. Я осмелился позволить себе шутку, за которую вы очень жестоко наказываете меня.

— Снисхождение необходимо, и если вы раскаиваетесь, я прощаю вам. Сядьте напротив меня и если возможно для вас, разделите со мною противный напиток, налитый в эту кружку. Это будет наказанием за ваш поступок.

Полковник сел, улыбаясь, и выпил стакан пива с легкой гримасой.

— Вы знаете наверно, баронесса, что этот человек придет скоро?

— Я удивляюсь, что его еще нет здесь. Это он просил у меня свидания. Я догадываюсь, что он хотел доставить мне сведения или, лучше сказать, известия чрезвычайно важные.

— То, что вы говорите, очень неприятно для меня.

— Это почему?

— Потому что мне приказано прибыть в Сент-Квирин, не останавливаясь, и по самой кратчайшей дороге.