Густав Эмар - Том 21. Приключения Мишеля Гартмана. Часть I

Около получаса все шло отлично. Следы становились яснее и не могло быть сомнения, что крестьяне бежали в эту сторону.

Вдруг голова колонны остановилась.

— Что такое? Что случилось? Отчего там застряли? — крикнул полковник, который неистовствовал все утро.

К нему подскакал офицер, командовавший авангардом.

— Отчего мы стоим, милостивый государь? — накинулся полковник.

— Господин полковник, прохода нет, — ответил молодой поручик. — Дорога заложена громадною скалою и нет возможности обойти ее ни справа, ни слева.

— Все возможно, когда захочешь, милостивый государь, — сурово возразил начальник. — Под арест на восемь дней. Эй, дорогу! — сердито крикнул он, дав шпоры лошади. — Раздайтесь, олухи!

Солдаты шарахнулись в обе стороны по краям оврага и открыли свободный проход.

Вскоре полковник достиг главы колонны. Рапорт офицера оказывался вполне справедлив. Шагах в сорока впереди громадная глыба гранита возвышалась словно стена на высоту более пятидесяти метров.

— Проклятие! — взревел полковник, поскакав к самой преграде, и ударил по камню саблею плашмя, прибавив. — Неужели я не открою себе здесь прохода!

— А ты здесь, окаянный! — сверху отозвались насмешливо, точно будто из облаков.

Удивленный неожиданным восклицанием, полковник машинально поднял голову и увидел посреди нагроможденных скал насмешливое лицо с суровыми чертами.

— Ты подло умертвил моего благодетеля, теперь твоя очередь умирать. Вот тебе, собака!

Раздался выстрел.

Пораженный прямо в грудь, полковник упал на спину лошади и та в испуге ударилась бежать прямо в ряды солдат, которые не опомнились еще от нападения, совершенно для них неожиданного.

Полковник мгновенно потерял стремена и мертвый упал на землю.

— Что ни говори, — бормотал контрабандист, вновь заряжая ружье и удаляясь быстрыми шагами, — а приятно отомстить. Если господин Липман может видеть меня с неба, он доволен мною, я знаю. Да, да, стреляйте сколько угодно, забавляйтесь!

И он ушел большими шагами, не заботясь о пулях, которые только отскакивали от гранита.

Несмотря на всевозможные попытки, пруссаки не могли открыть себе прохода и отступили со стыдом, унося тело своего полковника.

После сражения при Рейсгофене пруссаки, которые не ожидали такой полной победы, воспламенились необыкновенным пылом. Они вообразили, что для них нет уже ничего невозможного, и все движения их носили отпечаток вдохновения минуты при чрезвычайной быстроте.

Уже на другой день после битвы немецкие генералы замышляли взятие Страсбурга.

Рано утром 7 августа бригада баденской кавалерии, под командою генерала Делароша (вероятно, французского происхождения, как слышно по имени, но отрекшегося от своего отечества) появилась перед Гагенау.

Разведчики доставили сведения, что ворота Висембурга отворены. Генерал Деларош выставил батарею из нескольких орудий и вскачь примчался в город, который и был взят.

Только несколько выстрелов из казармы убило человек пять пруссаков.

Едва отдохнув, баденская кавалерия понеслась дальше, проскакала деревни, лежащие по дороге между Гагенау и Страсбургом, и 8 числа показалась в виду крепости.

Генерал Деларош, хотя и француз по происхождению, однако усвоил себе всю заносчивость пруссаков; он вообразил себя непобедимым и надеялся, как сам писал в газету в Карлсруэ, захватить Страсбург врасплох, как ему удалось это в Гагенау, а вечер провести в городе.

Но он обманулся в ожидании, говорил генерал в своей газетной статье, прибавив с лицемерием, которое составляет отличительную черту прусского характера, что «надежда его однако очень могла бы сбыться в течение первых дней при помощи Божией».

Впрочем, поспешим заявить, что, несмотря на жестокую тревогу в городе при неожиданном появлении баденской бригады, генерал Деларош ни минуты не мог предположить, несмотря на всю свою самонадеянность, чтоб можно было захватить Страсбург врасплох. В душе он, вероятно, порадовался, что ворота нашел запертыми; отважься он очертя голову въехать в Страсбург во главе своей бригады, то, наверное, остался бы с нею в стенах города, только не совсем так, как рассчитывал.

Эта несчастная стычка имела непосредственным последствием не только усиленную деятельность в работах на укреплениях, но и доказала, с какою энергией страсбургцы намерены были защищаться.

Итак, ворота крепости оказались заперты, но генерал Деларош не считал себя побежденным. Ничуть не унывая, храбрый пруссак послал парламентером младшего из своих офицеров, некоторого майора фон Амерингена.

Навязав носовой платок на кончик шпаги, майор подъехал к крепостному валу и потребовал к себе коменданта.

Случайно комендант, полковник Дюкас, находился вблизи.

Он выслушал импровизированного парламентера, который просто-напросто потребовал сдачи Страсбурга с угрозою в случае отказа бомбардировать его.

— Полноте! — засмеялся храбрый полковник. — Вы, верно, шутите. Страсбург не сдастся, приходите взять его.

Майор покраснел, не нашелся ответить и отъехал в смущении.

Кавалерийская бригада, которая подошла на расстояние одного лье от города, направилась вскачь по дороге в Брумат.

Неприятель рассчитывал ночевать в Страсбурге, говорит Шнеганс, из превосходного сочинения которого мы берем эти любопытные подробности. Такова была внезапная самонадеянность, которая овладела неприятелем после неожиданной победы во Фресивилере, что для дерзости его ничто не казалось невозможным.

Выходка пруссаков, однако, наделала большой тревоги в Страсбурге.

Ворота оказались запертыми случайно. Всего четыре дня прошло с открытия военных действий, и Страсбургу уже заявлено было требование сдачи. Между тем, город не имел ни гарнизона, ни боевых снарядов, и в виду особенного положения не знал, есть ли у него съестные припасы и даже защитники.

Встревоженные жители кинулись к ратуше, где находились мэр и несколько муниципальных советников.

На запрос, сделанный мэру, он ответил довольно успокоительными известиями. Пришел префект и стал уверять, что городу опасаться нечего и жители могут спать спокойно.

Однако, толпа удалилась не успокоенная этими уверениями.

И в самом деле, какая будет оборона города? Кому поручить защиту? Страсбургцы почти не знали тогда генерала Уриха; он вечно сидел дома и мало показывался в обществе.

К счастью для них, жители Страсбурга вскоре узнали его коротко и оценили по достоинству.

Около двух часов пополудни 11 августа все члены семейства Гартман собрались в комнате двух раненых.

Капитан Мишель, раны которого, как уже сказано, были легкие, накануне являлся к коменданту отдать себя в его распоряжение, несмотря на то, что раны его едва успело затянуть и он еще очень был слаб от потери крови.