Густав Эмар - Том 14. Сурикэ

Французы, воодушевленные геройской храбростью Монкальма, бились радостно и весело при криках: «Да здравствует король и наш главнокомандующий!»

Французский огонь производил в рядах англичан страшные опустошения; шевалье Леви произвел мастерскую атаку на левый неприятельский фланг; пушки с высоты форта отогнали и рассеяли английскую эскадру на реке Шют.

Когда королевский шотландский полк выстроился, главнокомандующий, смеясь, сказал:

— Дети, неприятель делает последнее усилие; сражение выиграно; примем же этих добрых людей, как они того стоят.

— Да здравствует король и наш главнокомандующий! — было ему ответом.

— Не будем торопиться; не стреляйте без моего приказания.

Королевский полк приближался спокойно, гордо, решительно.

Когда они были в двадцать пяти шагах от ретраншемента, полковник их крикнул, маша саблей:

— Вперед! На приступ! На приступ! Редут замер.

Солдаты молча стояли с взведенными курками.

— Стреляй! — крикнул Монкальм твердым и звучным голосом.

Раздался страшный залп.

Шотландцы на минуту попятились, потом бросились вперед.

Четыре раза пробовали они взобраться на редут; четыре раза были отбиты.

Менее чем в десять минут полк храбрецов и красавцев потерял до 950 человек.

Это равнялось поражению.

Наконец Аберкромби признал себя побежденным и отступил.

Описанная битва была одной из самых ожесточенных и упорных. Неприятель потерял 6 тысяч человек, более четверти своей наличности; почти все офицеры были перебиты или ранены; генерал Гой погиб одним из первых.

Французы со своей стороны потеряли 377 солдат убитыми и ранеными и 37 офицеров. Шевалье Леви, командовавший правым флангом, не получил ни одной раны, хотя его плащ и мундир были во многих местах пробиты пулями. Бугенвиль, менее счастливый, получил рану в голову.

Аберкромби воспользовался темнотой ночи, чтобы прикрыть свое более чем поспешное отступление.

Он посадил войско на суда на озере Сан-Сакраменто и вернулся беспрепятственно в форт Эдуард.

Французский главнокомандующий не располагал достаточными силами, и войско его было слишком утомлено, чтобы преследовать неприятеля.

Закончим описание этого сражения извлечением из письма Монкальма на имя маршала де Бель-Исль, тогдашнего военного министра; письмо было написано через два дня после описанной нами блестящей победы.

«…Для себя я попрошу вас исходатайствовать мне у короля позволение вернуться во Францию; здоровье мое слабеет; кошелек истощается; к концу года мой долг казначею колонии дойдет до 10 000 экю; прибавьте к этому постоянные неприятности и противоречия, невозможность приносить пользу и помешать злоупотреблениям — все это вместе заставляет меня горячо умолять его величество оказать мне эту милость, единственную, которой я домогаюсь.

Остаюсь и пр.»

По приказанию Монкальма в форте Карильон были устроены импровизированные госпитали для раненых. К несчастью, оказался полный недостаток в медиках, хирургах и медикаментах.

Некоторые хирурги получили от солдат название мясников и действительно не заслуживали другого имени; что касается медикаментов, то они были в весьма небольшом количестве и крайне дурного качества.

Вот каковы были все учреждения этой несчастной страны, в которой преобладающим деятелем являлось интендантство, занимавшееся бесконтрольным грабительством. Поэтому солдаты говорили, что они предпочитают быть убитыми наповал, нежели попасть в руки этих мясников, так как в этом случае после нескольких месяцев мучений все-таки приходилось умереть.

К концу сражения, во время последней атаки королевских шотландцев, пуля попала в Сурикэ, и он повалился, как сноп.

Мрачный Взгляд в сопровождении Бесследного и Мишеля Белюмера бросился к нему под градом пуль; он поднял молодого человека с помощью своих друзей, взвалил его к себе на плечи и перенес в форт Карильон. Раненый не обнаруживал признаков жизни.

Многие дамы приняли на себя обязанности сестер милосердия; они ходили за больными солдатами и своей добротой, заботливостью, умением, ежеминутным самопожертвованием значительно облегчали страдания несчастных, потерпевших от неприятельских пуль.

Отступление или, скорее, бегство английской армии было так поспешно, что неприятель побросал своих раненых на поле сражения.

Главнокомандующий распорядился, чтобы несчастные, покинутые своими соотечественниками, были перенесены в форт Карильон; это произвело в крепости страшную тесноту, так как потери англичан были громадны: число их раненых было в пятнадцать раз больше.

Монкальм требовал, чтобы не делалось никакой разницы между французами и англичанами.

К сожалению, английские генералы — и это, конечно, не может быть поставлено им в заслугу — не выказали подобной деликатности. Во избежание скопления раненых они с полным равнодушием и, как бы по принципу, оставляли французских раненых на поле битвы, где несчастные добивались и скальпировались индейцами при молчаливом соучастии английских офицеров, в присутствии которых обыкновенно совершались эти чудовищные убийства. Такие гнусные действия следует предавать огласке для того, чтобы они подвергались осуждению истории; мы основываем наши сообщения на официальных, данных.

Когда наши охотники достигли форта, неся на руках своего друга, они были встречены у ворот Мартой де Прэль и другими дамами.

— Кого вы несете, друзья мои? — с волнением спросила Марта у Белюмера.

— Одного из наших товарищей, он ранен, — грустно отвечал лесной охотник.

— Кого же? — продолжала девушка.

— Сурикэ, — сухо отвечал Белюмер; его сердили все эти вопросы, так как он был сердечно огорчен положением своего друга.

— Ах! Боже мой! — с грустью вскричала молодая девушка. — Г-на Лебо, не правда ли, господа?

— Увы, да! — отвечал Мрачный Взгляд.

— Проходите здесь, господа, пожалуйста, скорее. О! — прибавила она тихо. — Недаром у меня было тяжелое предчувствие; что, он опасно ранен?

— Не знаю, м-ль Марта, он без сознания.

— Ах! Боже мой! Идите, идите, господа.

Молодая девушка провела охотников в здание, предназначенное исключительно для офицеров. Раненого понесли в помещение Меренвиля; Марта шла впереди; пройдя несколько комнат, она отворила дверь и ввела охотников в прелестную комнату, очевидно, спальню молодой девушки.

— Здесь ему будет хорошо, — сказала она, — я ему уступаю мою комнату и буду сама за ним ходить; не беспокойтесь, уход у него будет хороший, — прибавила она, стараясь удержать слезы.