Джордж Фрейзер - Записки Флэшмена

– Какой такой вашечуска ? – удивляется девушка. – Ты же злой исантанка, наш враг…

– Нет-нет! Язык мой не раздвоен! Беги к вождю, скорее…

– Твой язык раздвоен!

Меня удивили злоба и гнев, вспыхнувшие в ее глазах.

– Ты лжешь, как и предупреждал Куртка! Все исантанка – наши враги!

Не успел я опомниться, как она опять затолкала мне в пасть кляп и вернула повязку на место, не взирая на попытки сопротивления. При внешней хрупкости девица была сильна и яростно поливала меня проклятьями, между которыми время от времени слышались короткие всхлипы.

– Я была дурой, что пожалела тебя!

Приладив на место ремень, индианка отвесила мне хорошую оплеуху. Потом опустилась передо мной на колени, приблизив заплаканное хмурое личико.

– Семь дней назад твои Длинные Ножи, исанханска , убили моего брата в сражении с Серым Лисом! Вот какие вы нам друзья! Дура я была, что дала тебе воды и высвободила твой змеиный язык! С какой стати мне переживать за тебя!

После чего, черт побери, снова ударила меня и продолжила греметь горшками и утирать слезы.

Вот ведь незадача! Минуту назад ею владело женское сочувствие, в следующую она уже хлещет меня по щекам из-за того только, что ее растяпа-братец позволил солдатам Крука себя пристрелить. Борясь со своим ярмом, я заскреб ногой трогательным, как мне казалось, умоляющим таким образом, но девушка даже не взглянула, а вскоре вообще ушла.

Что ж, еще одна надежда рухнула. Пока. Стоит проявить терпение – и природная ее доброта возьмет верх, даже вопреки судьбе брата. Моя способность убеждать лиц женского пола исключительно велика, и даже с небритым подбородком, нечесаными кудрями и в жалких лохмотьях, в которые превратился мой шикарный вечерний костюм – смокинг в индейском типи, Господи помилуй! – я знал, что смогу очаровать эту маленькую красотку. Согласись она только слушать. Ну разве это не странно: второй раз за два дня мне затыкают рот, не дав поупражнять свои способности на недружелюбно настроенных дамочках. Пришла беда – отворяй ворота.

Я решил, что попытаю счастья еще раз, когда придет пора обеда, но второго шанса мне не представилось. Разок заглянул Куртка, пнул от души, но про прием пищи даже не заикнулся, и так, в страданиях, я провалялся до вечера, когда снаружи послышались бой барабанов и пение. Видимо, начиналась пляска скальпов в честь победы на Роузбаде, но я почти не обращал внимания на гомон, поскольку вопреки ноющим членам и неудобству, доставляемому шестом, погрузился в некую бредовую дрему, наполненную ужасными образами одноглазых женщин, размалеванных лиц и сжигаемых на костре пленников, очень похожих на меня и одетых в гусарские мундиры. Та еще была ночка.

Разбудили меня пение птиц и солнечный лучик, пробившийся сквозь приоткрытый полог типи. Несколько секунд я пролежал в приятном забытьи, пока грубый голос не вернул меня к суровой реальности. В типи собралось с полдюжины индейцев, глядевших на меня с ледяным безразличием. Говорил Куртка, а предметом обсуждения, судя по всему, служил я.

– …когда Тот, Кто Хватает увидит его, белый отправится в огонь. Таково желание жены моего брата, мое и моей семьи! – Говорил он так, будто преодолевал чьи-то возражения, хотя оных не слышалось. – Вопреки всем его словам, он достоин смерти от какешья. Кстати, кто сказал, что Пятнистый Хвост – его друг?

– А какая разница? – спрашивает другой, здоровенный детина с пузом, свисающим над коленями, и плечищами, как у быка.

Морда у него была отвратительная и здоровенная, но при этом он обладал определенным чувством юмора, которого я в тот миг не мог оценить. Его леггины и куртка были красного цвета, а в руке он держал короткий головной убор из перьев.

– Делай с ним все, что хочешь, – это же белый, – продолжает мерзавец. – Валяй! Татанка Йотанка вернулся с гор, получив «видение». – Он булькающее засмеялся. – Жаль, что ему не привиделось несколько бизонов!

Зная я, что оратором был Желчный Пузырь, вождь хункпапа, о котором упоминалось выше, я, наверное, был бы впечатлен. Хотя, возможно, и нет, поскольку из полудюжины присутствующих в типи только один сразу приковывал к себе внимание. На нем одном не было перьев, как и вообще ничего, кроме цветастой рубахи. Воин был молодым и гибким, с узким лицом, гладкими волосами и без раскраски. Но при таких глазах она ему была не нужна. Сначала мне показалось, что он слепой или находится в трансе, поскольку его невидящий взгляд был направлен прямо вперед; я усомнился даже, что индеец понимает, где находится в данный миг. Рубаха у него была с синими рукавами и золотого цвета воротником, с желтой лентой, на которой висел красный диск, а в виде бахромы по рукам и плечам развешано было столько скальпов, что и не сосчитаешь. Когда Куртка толкнул парня, тот вперил свой немигающий взор в меня, но выражение его лица ни на миг не изменилось. [1168]По коже у меня побежали мурашки, и я с облегчением вздохнул, когда все вышли. Куртка на прощание отвесил мне очередной пинок – ему явно нравилось лягаться, как пить дать.

Позавтракать тоже была не судьба. То ли по указу Куртки, то ли все еще злясь на меня, Ходящая В Одеяле не появлялась несколько часов. Все это время мне приходилось слушать шум и гам голосов, детский смех, завывания костяных флейт и лай собак, вдыхать аромат готовящейся на кострах еды и умирать с голоду. Даже возвратившись, девушка вела себя подчеркнуто холодно и не желала вынимать кляп. Только посредством умоляющего закатывания глаз и кивков головой я добился, чтобы мне влили в горящую глотку добрую порцию воды и дали немного передохнуть. Также не стала она возражать, когда я подтащился к пологу и осторожно выглянул на свет божий.

Сейчас должен был быть полдень воскресенья, 25 июня 1876 года. Я подумал, что Элспет в этот миг, наверное, в церкви, рассматривает шляпки и делает вид, что слушает проповедь. Представив себе эту картину и подумав, что исключительно необузданная моя похоть вовлекла меня в такую переделку, я готов был заплакать. Боже, каким я был идиотом! А эта потаскуха Кэнди сейчас, поди, развлекается с каким-нибудь кочегаром на «Дальнем Западе»! Подходящие размышления для воскресного дня, скажете вы! Пустое, это все ерунда. Важно то, что я делал и что видел вечером того знаменательного дня, и я постараюсь все рассказать вам подробно и правдиво, насколько возможно.

Часть деревни, расположенная между рекой и моим типи, была объята покоем. Я видел многочисленную толпу индейцев, занятых тем, чем обычно занимаются индейцы: мужчины сидели на корточках, лениво почесываясь, и болтали, собравшись в кружки; некоторые юноши наносили раскраску; женщины хлопотали у костров; детишки резвились. Выше по течению реки наблюдалось медленное шевеление – там, как я позже понял, находился лагерь хункпапов Сидящего Быка. Остальные племена располагались ниже, заканчивая палатками шайенов где-то левее, вне пределов моего зрения. Где именно стояло наше типи, я до конца так и не понял: на каких только картах ни изображали потом этот лагерь, и, по моим прикидкам, типи располагалось в кругу санс-арков, поблизости от реки. Но ведь Ходящая В Одеяле была из оглала, так что даже не знаю. Неоспоримо то, что брод находился чуть правее, ярдах в ста от нас. Поверх деревьев я мог различить Овраг Целебного Хвоста, врезающийся в обрыв на противоположном берегу.