Виктор Смирнов - Адъютант его превосходительства. Том 2. Книга 3. Милосердие палача. Книга 4. Багровые ковыли

Каждый день жизни Правобережья становился насыщеннее, гуще. Во всем чувствовалось, что подготовка к наступлению заканчивается. И вот-вот начнется…

Однажды еще затемно Грец разбудил Кольцова. С трудом переступая через спящих людей и осторожно ставя свои сапоги в узких промежутках между телами, добрался до его дощатого закутка.

— Товарищ Кольцов, вас просят до товарища Кириллова. Срочно.

Павел протер ладонями лицо, распознал Греца в слабом свете нескольких копотных каганцов. Ильницкого на месте не было. Когда он спал и спал ли вообще, Кольцов не знал.

Пробрались к выходу. Красноармейцы чертыхались, что-то зло бубнили сквозь дремоту, когда их задевали сапогами.

Вышли на улицу, в лицо ударило предрассветной августовской свежестью. Грец пояснил:

— Наша разведка бегала через Днепр на ту сторону. На обратном пути в плавнях трех махновцев захватили… Или не махновцев. В общем, «зеленых», из плавней. Товарищ Кириллов сказал, чтоб вы разобрались.

«Дом Зыбина» блестел влажной железной крышей. Солнце еще только готовилось взойти и предупреждало о себе пригасшими звездами и прозрачными розовыми облачками. Часовой, узнав Греца, пропустил их в здание.

Павел разглядел трех махновцев, сидевших на лавке под приглядом особистов с маузерами в руках. Руки у пленных были связаны, но куда они убегут в Бериславе? На каждом шагу часовые.

Кольцов не сразу узнал среди пленных Петра Колодуба, «волчанского хлебороба» с вислыми усами, которого присылал на явочную квартиру Лева Задов. Лица махновцев, хоть и по-мужицки задубелые, были жестоко искусаны комарьем, глаза слезились. Однако Колодуб, посмотрев исподлобья на Кольцова и поворочав массивными плечами, ширину которых не мог скрыть кургузый парусиновый плащ, явно признал комиссара, но не подал виду. Как он оказался здесь, как успел? Впрочем, у махновцев дороги самые короткие.

Двое других Павлу были незнакомы. Простые дядьки, пропахшие дымом костров и горьким самосадом.

— Я буду беседовать с каждым из них отдельно, — сказал Грецу Кольцов. — Если комнаты нет, то на улице.

Особист сбегал к Кириллову, через несколько минут доложил:

— Мы их по одному будем в хате оставлять. Допрашивайте.

Колодуба и еще одного пленного охранники вывели, оставив в комнате высокого, похожего на унылую цаплю дядьку, который то и дело вытирал со своего длинного, нависшего над потрескавшимися губами носа набегавшую каплю. Сидеть в плавнях мало радости. Это не рыбалка на денек-другой.

Грец, похоже, собирался присутствовать при допросе, уселся на скамью напротив, приготовился наслаждаться спектаклем. Особист ответил сумрачным, ненавидящим взглядом.

— Я для охраны, — пояснил он. — Для порядку.

— Выйдите! — скомандовал Павел.

Особист подчинился. «Вот я и приобрел лютого врага, — подумал Кольцов. — Этот пострашнее других будет. Только этого мне не хватало».

Махновец оказался немногословным, мало знающим и мрачным. Ни допросов, ни угроз, ни смерти он не боялся.

— А куда мне бежать, в Турцию? — спросил он. — Все в хозяйстве реквизировали — коней, волов, все запасы… Бедноту на меня натравили. А я кто? Пан?

Он показал корявые, задубевшие, мозолистые руки.

— Все одно с голоду подыхать.

— Ну вот, ты сидишь в плавнях, а семье легче от этого?

— Может, будет легче… А так или ваши мобилизуют, или белые, или Махно — все равно убьют. Совсем худо получится.

Собственно, этот дядька мало интересовал Павла. Обычный селянин. Если такого натравить да оружие дать — пойдет бить красных. От злобы. Но может пойти и белых бить. Сырой материал.

Кольцову не терпелось поговорить с Колодубом. Как и зачем он оказался здесь, под Бериславом? Он допросил второго обитателя плавней и лишь потом приказал ввести последнего. Петро попросил развязать руки, чтобы достать кисет и бумагу. Истосковался по куреву.

— Не могу, — сказал Павел. — С тобой я должен вести ceбя, как со всеми. Еще покуришь, потерпи.

— Перед смертью, что ль?

— Ну помереть я тебе, положим, не дам. Нужный ты человек, Петро. А где Задов?

— Меня Лева послал поперед себя. Сам он пока не может. Батька не отпускает. Нога у батьки все хуже и хуже, хвилюется он, переживает, шо инвалидом сделается.

— И что же? Не можете привезти батьке хорошего хирурга?

— Гнидоту всякую привозили. Больше — знахарей. А хорошего не получается. Бо хороших власти доглядают. Без их дозволения не увезешь.

Кольцов задумался.

— Это плохо, что Задова здесь нет. Дела тут сложные. А ну как ваши выступят в поддержку Врангеля?.. А насчет хирурга вот мой совет. Надо вам передать письмо Манцеву. Попросите его помочь батьке. И для переговоров будет повод.

Колодуб кивнул соглашаясь. Потом сказал:

— Я так думаю, шо Лева скоро тут объявится. А без его дозволения хлопцы хоть и бузят, но не выступят. Тут такой оборот получается: ваши вот-вот схватятся с Врангелем, а наши, как я сейчас понял, воевать не очень хочут. Ни за ваших, ни против. У наших батек сильная охота красные тылы почистить, склады. Амуницию всякую. То есть, как бы сказать, маленько большевиков выпотрошить. Как рыбешку.

— И получится то, что я тебе еще в Харькове обещал. Весь наш уговор, все наше перемирие пойдет коту под хвост.

— Лева тоже об этом сильно беспокоится. Бо получится прямая помощь Врангелю. Какие после этого переговоры?

— А к Врангелю они как относятся, эти самые ваши батьки?

— По-разному. Володин вроде за белых. Видишь ты, Врангель землю обещал утвердить, ту, что селяне у панов забрали. Опять же, с той стороны, от белых, оружие идет, кое-какое другое добро. Вроде поумнели кадеты… Ну а Гнилозуб колышется, как камыш на ветру: то в ту сторону, то — в другую. А этот Задувало-Гроссфаухен, он вообще непонятный. Батька у него колонист, мамка — хохлушка. Редкая птица. В общем, большевиков, скажу тебе по секрету, все не любят за ихнее отношение к селянству. И выходит, я посланный вроде бы как наркомом иностранных дел. И тебе доложить, что договор пока соблюдаем. Картопля есть, рыба водится, соли хватает… А так как я от Задова человек, от Махно, то ко мне тут с уважением, слушают. Но только я так скажу: если белые вас, красных, тут прижмут, если вы слабину дадите, хлопцы на вас навалятся, никто не удержит.

— А они видали, сколько у нас пушек?

— Оно конечно… Хлопцы даже удивляются. Только пушка, она что? Она дура — смотрит в одну сторону, за Днепр. А сзаду она доступная, как… Такое дело!

В глазах кудлатого, топорного и неповоротливого с виду Колодуба светились природный крестьянский ум и хитринка.

Нужный человек.

— Ну вот что! — сказал Кольцов. — Вы с Левой Задовым так эту свою линию и гните. На нейтралитет. Большего и не надо.