Виктор Смирнов - Адъютант его превосходительства. Том 2. Книга 3. Милосердие палача. Книга 4. Багровые ковыли

Он смотрит на скоростемер, который показывает почти сто двадцать километров. И тем не менее «ньюпор» не только не летит вперед, а как будто движется хвостом назад. Ну да, ведь прибор говорит лишь о скорости относительно воздуха.

Все понятно! Он попал во встречный поток! Здесь, на этой высоте, мощная масса воздуха движется с моря на полуостров. «Это Крым, Юра! Земля ста ветров и ста погод!» — вспомнились слова Лоренца. Юра левой рукой ставит газовый сектор в крайнее положение, мотор ревет на полных оборотах, но движение неощутимо. Высотная невидимая река заталкивает легкую машину с ее восьмидесятисильным мотором в какую-то непонятную ловушку. Самолет то проваливается вниз, как будто на качелях, то резко, заставляя ощущать каждую косточку в теле, взмывает вверх. Дрожат крылья. Турбулентность. Об этом еще писал Блерио…

Странно, но Юра не ощущает страха. С ним не может ничего случиться, он верит в это. Его даже бодрит, наполняет радостью приключение. Юра вспоминает: «Если попал в сильный встречный поток, не пытайся бороться с ним. Уходи, ищи другое воздушное течение».

Юра направляет самолет вниз, отталкивая от себя «клош». И тут он услышал перебои в работе мотора. Это взболтался паршивый бензин: хоть его и процеживают через марлечку и сетки, хоть и дают очиститься, сливая из краника отстойного бака опустившуюся ко дну воду, все равно это контрабандное горючее, которое из Батуми привозят на своих шаландах отчаянные греки. Привозят что попало, имеющее запах бензина…

Ветер уносит «ньюпор» все дальше в горы с такой легкостью, будто он сделан из бумаги.

Пропеллер замер, но вскоре под напором воздуха вновь как будто вздрагивает и набирает обороты. Но Юра знает, что он уже не сможет вернуться на аэродром. Если двигатель вновь откажет на малой высоте, ему придется садиться где попало. А это Крым — камни, провалы, карстовые воронки, деревья. Он должен выбрать место для посадки, пока самолет еще подчиняется ему.

Вон там, вдали, — Бахчисарай. Совсем близко проплывает высоко вознесенная на скалу церковь во имя святых Софии, Веры, Надежды и Любви. Сто раз изучал Юра карту этих мест, слушал рассказы летчиков о полетах над Крымом. Почему-то название этой церкви греет душу подростка. Вера, Надежда, Любовь! Значит, он над верховьями горной речки Качи, которая у Александро-Михайловки, рассекая ровный пляж, спокойно и дружелюбно впадает в море. Его не подведет эта река, он столько раз обливался ее холодной водой. Здесь должны быть состоящие из мелкого галечника отмели.

Стараясь не сбросить скорость ниже допустимого предела, Юра проплывал над долиной реки. Скалы, которые еще недавно были так далеко внизу, уже перестали быть игрушечным нагромождением, они высились вровень с Юрой, неохотно пропуская самолет.

Добавив обороты, Юра поднялся над скалами, заложил вираж и стал разворачиваться. Только бы не подвел мотор!..

От Коуша, где в густых лесах располагался лагерь, Красильников вел сложным, извилистым путем группу партизан к Бахчисараю. Гул самолета они услышали прежде, чем увидели его. Все моментально попрятались, прижавшись к отколовшемуся от горы огромному камню. «Ньюпор» шел на небольшой высоте, четко был виден трехцветный — бело-сине-красный — круг на фюзеляже.

— Вот бы завалить! — сказал пулеметчик Дыба, тащивший на плече «льюис». — Летчики, они много знают…

Целью партизан было раздобыть «языка», какого-нибудь тылового офицера, осведомленного о нынешних укреплениях на перешейке. Красные готовились к новой наступательной операции с Каховского плацдарма. Это понимали все. Недаром крымские газеты начали вдруг писать о том, что полуостров неприступен.

Самолет неожиданно развернулся и вновь полетел вдоль протекавшей внизу речонки обратно в сторону партизан.

— Заметил! — ахнул Дыба. — Специально ищет, гад! Продал нас кто-то! А ну, Карабутенко, становись! Только уши заткни!

Дыба положил толстый кожух «льюиса» на плечо могучего Карабутенко, который даже присел, чтобы дать возможность маленькому, коренастому пулеметчику удобно устроиться.

Красильников только недовольно покачал головой. Сбить самолет — это почти несбыточная удача, а вот выдать себя они выдадут. Но спорить с хлопцами, которые все еще оставались «зелеными», анархистами, хоть и заметно поддались большевистскому влиянию и зауважали Семена Алексеевича, было бесполезно. Если уж загорелись чем-то — как дети. Не потрафишь, можешь и пулю схлопотать.

Но «ньюпор» был какой-то сумасшедший, он словно подставлял себя под прицел. Надсадно гудя мотором, но с малой скоростью и на малой высоте он плыл над долиной Качи вровень с партизанами, даже чуть ниже, большой и крестообразный. Хорошо была видна голова летчика в пробковом шлеме. Он явно высматривал что-то.

— Ну молись! — сказал Дыба, взял упреждение на полтора корпуса самолета и нажал на спусковой крючок. «Льюис» застучал, прыгая на плече Карабутенко.

Юра нашел косу, длинную и плоскую, на которой светился влажный галечник. По кустарнику и высокой траве, что росла чуть дальше за косой, он понял, что здесь ветер дует по ущелью против течения реки, и еще раз, на этот раз с большим трудом, едва не цепляясь крыльями за скалы, развернулся, чтобы сесть против встречного потока воздуха.

Пот заливал глаза. Но это были мелочи. Главное — рассчитать посадку.

Очереди пулемета Юра не слышал за ревом мотора. Показалось, это в захлебывающийся гул вплелись какие-то посторонние звуки. Неожиданно сапогу стало горячо, а стеклянный пульсатор, где крутилось и булькало темно-рыжее масло, стал пустеть. Юра успел бросить взгляд вниз, в кабину. Толстой, в палец диаметром, струей почти кипящее масло выливалось из бака на ногу.

Юра выключил зажигание, чтобы не заклинило мотор. Он не успел понять, что произошло, да и не до того было.

Коса надвигалась и вот-вот должна была уплыть под самолет. Опоздаешь — пиши пропало. К счастью, сильный встречный ветер удерживал самолет от слишком быстрой посадки. Юра слышал посвистывание этого ветра в расчалках, журчание воды на перекатах. И даже успел покачать крыльями, чтобы лучше рассмотреть место приземления. Двадцать… пятнадцать метров…

«Настоящий летчик чувствует расстояние до земли задницей», — часто говорил Лоренц ученикам.

Десять метров…

Юра выровнял самолет и, едва только краем глаз увидел скользящие навстречу кусты, потянул «клош» на себя. Самолет словно осел, и в ту же минуту его колеса, а следом и «мандолина» прошуршали по галечнику.

«Ньюпор» быстро останавливался, загребая колесами мелкие камешки. Замер. И Юра наконец смог вытереть пот, щиплющий глаза. Только теперь он осознал, что произошло. Но странно, не страх, не горечь были в его сердце, а радость и ликующее возбуждение. Он спас самолет! Он посадил его, черт возьми! Посадил так, что «ньюпор» не скапотировал даже на вязком галечнике!