Карл Май - Том 1. Через пустыню, через гарем. Робер Сюркуф

— У вас плохие обычаи! Наши женщины прячутся, а ваши выставляют себя напоказ. Наши женщины носят одежды, длинные сверху и короткие снизу; ваши — короткие сверху, длинные снизу, а часто — короткие и сверху и снизу одновременно. Разве вы встречали у себя когда-нибудь наших женщин? А ваши девушки приезжают к нам. Зачем?

— Векиль, и такое гостеприимство ты мне предлагаешь? С каких это пор стало обычаем встречать гостя оскорблениями? Мне не нужно ни твоего барашка, ни твоего кускуса, я лучше пойду на двор. Следуй за мной!

— Эфенди, прости меня! Я хотел только сказать тебе, что думал, но я не хотел тебя обидеть.

— Кто не хочет обижать собеседника, не должен то и дело говорить, о чем он думает. Болтливый человек подобен разбитому горшку, который никому не понадобится, потому что ничего не сохранит.

— Садись-ка опять со мной и расскажи, где ты встретил Абу эн-Насра.

Я выдал ему обстоятельный отчет о наших приключениях. Он молча выслушал, а потом покачал головой:

— Итак, ты полагаешь, что он убил купца в Блиде?

— Да.

— Но ты сам не видел.

— Это мой вывод.

— Один Аллах может делать выводы, потому что он всеведущ, а мысль человека подобна всаднику, которого непокорная лошадь несет туда, куда он вовсе не хочет скакать.

— Только лишь Аллах может делать выводы, потому что он всеведущ? О векиль, твой дух утомлен большим количеством баранины и кускуса, съеденных тобой! Именно потому, что Аллах всеведущ, он не нуждается в выводах. Их делает тот, кто ищет итог своих размышлений, не зная его заранее.

— Я слышал, что ты ученый, посетивший много школ, потому-то ты говоришь никому не понятными словами… А еще ты считаешь, что он убил человека в Вади-Тарфои?

— Да.

— Ты был при этом?

— Нет.

— Стало быть, это тебе рассказал мертвец?

— Векиль, бараны, которых ты ел, и те соображали, что мертвый не может говорить.

— Эфенди, теперь ты сам стал невежливым! Итак, ты не был при этом, и мертвый не мог тебе ничего сказать. Откуда же ты тогда знаешь, что Абу эн-Наср убийца?

— Я сделал такой вывод.

— Я уже сказал тебе, что такие мысли под силу лишь Аллаху!

— Я видел след убийцы и шел по нему, а когда я встретил Абу эн-Насра, он хотел убить меня.

— Если ты нашел след, это еще не доказательство того, что ты отыскал убийцу, потому что еще никто не убивал человека следами. А заявление, что Абу эн-Наср хотел убить тебя, не введет меня в заблуждение. Он — шутник, и в мыслях у него были только шутки.

— С убийством не шутят!

— Но шутят с человеком, а ты — человек. И ты полагаешь, что он застрелил проводника Садика?

— Да.

— Ты был при этом?

— Разумеется.

— И видел это?

— Очень четко. Хаджи Халеф Омар — тоже свидетель.

— Ну ладно, стало быть, он подстрелил проводника. Хочешь ли ты на этом основании сказать, что он убийца?

— Без сомнения.

— А если он совершил кровную месть? Разве в твоей стране нет кровной мести?

— Нет.

— Так я скажу тебе, что человек, совершающий кровную месть, никогда не бывает убийцей. Ни один судья не осудит его. Только те, к роду которых принадлежал убитый, имеют право на его преследование.

— Садик его не обижал!

— Значит, его обидело племя, к которому принадлежал Садик.

— И это не так. Векиль, хочу тебе сказать, что я не имел никаких дел с этим Абу эн-Насром, которого вообще-то зовут Хамд эль-Амасат, а до того он носил еще какое-то армянское имя. Я не имел с ним дел, пока он не трогал меня. Но он убил проводника Садика, у которого есть сын, Омар бен Садик, и именно этот человек, как ты только что объяснил, имеет право на жизнь убийцы. Так что улаживай это дело с ним, но позаботься также и о том, чтобы мне этот негодяй больше не попадался на глаза, иначе я сам с ним рассчитаюсь!

— Сиди, теперь твоя речь источает мудрость. Я поговорю с Омаром, который должен его освободить, а ты будь моим гостем столько времени, сколько тебе понравится.

Он поднялся и пошел во двор. Я знал, что все его усилия договориться с Омаром напрасны. Действительно, через некоторое время он вернулся мрачнее тучи и остался молчаливым даже тогда, когда внесли поджаренного на вертеле барана, которого приготовили умелые и хорошенькие пальчики его жены. Я и Халеф храбро набросились на еду, и как раз в тот момент, когда векиль сказал мне, что Омар должен получить свой обед во дворе, ибо ему нельзя отходить от своего пленника, снаружи раздался громкий крик. Я прислушался. Крик повторился: «Эфенди, на помощь!»

Этот призыв относился ко мне. Я вскочил и выбежал из дома. Омар лежал на земле и боролся с солдатами. Пленного не было видно. У другого выхода стоял негр и злорадно ухмылялся.

— Вперед, сиди… скачи туда!

В три прыжка я выскочил из дома и увидел, как Абу эн-Наср исчезает между пальмами. Он мчался на скаковом верблюде, имевшем, кажется, очень приличный шаг. Я сразу все понял. Векиль не добился успеха в переговорах с Омаром, но он хотел спасти Абу эн-Насра. Он отдал африканцу распоряжение привести верблюда, а солдатам приказал схватить Омара и развязать пленника. Одиннадцать героев отважились напасть на одного, и заговор удался.

Правда, они дорого заплатили за свою удачу. Омар пустил в ход свой нож, и когда я раскидал узел из сплетенных тел, то увидел у многих солдат кровоточащие раны.

— Он удрал, сиди! — задыхался от ярости и негодования молодой проводник. — Накажи здесь этих мерзавцев, эфенди, а я буду охотиться за беглецом!

— Ему оседлали скакового верблюда.

— Все равно я его настигну!

— У тебя нет лошади!

— Сиди, у меня здесь друзья; они одолжат мне благородное животное, а также дадут в дорогу фиников и сосуд с водой. Прежде чем он исчезнет за горизонтом, я пойду по его следу. Ты также найдешь мои следы, если захочешь пойти за мной. — И он умчался.

Халеф все видел и помогал мне освобождать Омара из рук солдат. Он тоже пылал гневом.

— Почему вы отпустили этого убийцу, собаки, потомки мышей и крыс?

Он еще долго продолжал бы поливать их ругательствами, если бы во дворе не появилась Мерсина. Она была снова укутана в покрывало.

— Что случилось? — спросила она меня.

— Твои солдаты напали на моего проводника…

— Ах вы негодяи, мошенники! — закричала она, топнув ногой и высвободив из-под покрывала кулаки.

— И освободили пленника…

— Ах вы плуты, обманщики! — продолжала она и, по всей видимости, собиралась броситься на них.

— По приказу векиля, — добавил я.

— Векиля? Червяк! Непослушный, никчемный, упрямец! Сейчас я ему задам, и немедленно!

Она повернулась и направилась, переполненная гневом, к селямлыку.