Карл Май - Том 1. Через пустыню, через гарем. Робер Сюркуф

— Зачем, эмир? Это больше тысячи названий!

— Тогда ты должен быть знаменитым писарем.

— Я весьма известен! Ты ничего обо мне не слышал?

— Нет.

— Значит, ты в своей жизни не выезжал за пределы родной страны, иначе ты бы услышал обо мне. Я должен, например, рассказать тебе как-нибудь, как я потерял нос. Это было именно тогда, когда мы под Севастополем воевали против московитов; там я ввязался в ожесточенную рукопашную схватку и как раз поднял руку…

Его прервали. Мой вороной не выносил ослиного запаха. Он сердито фыркал, топорщил гриву и кусал писарского серого. Осел сначала взбрыкивал, пытаясь избежать укуса, а потом резко свернул в сторону и побежал прочь. Он продирался через кусты, перепрыгивал через камни, маяча далеко впереди нас. Маленький писарь едва держался на спине осла. Вскоре оба исчезли из наших глаз.

— Всегда с ним такое случается! — донеслись до меня обращенные к Халефу слова онбаши.

— Мы должны ехать за ним, — ответил тот, — иначе мы его потеряем.

— Его? — арнаут рассмеялся. — Его-то не жалко. Но не заботься об этом писаришке. С ним такое случалось уже тысячу раз, и никогда он не терялся.

— Почему он ездит на такой бестии?

— Он вынужден.

— Вынужден? Почему?

— Юзбаши (капитан) этого хочет. Он любит смеяться и над Ифрой, и над ослом.

Когда мы были между Куфьюнджиком и монастырем святого Георгия, то снова увидели писаря. Он позволил себе приблизиться и еще издалека закричал:

— Господин, может быть, ты поверил, что осел убежит вместе со мной?

— Я был убежден в этом.

— Ты ошибаешься, эмир! Я только выехал вперед, чтобы разведать дорогу, по которой нам предстоит ехать. Какой путь мы выберем: обычный или вдоль Хосара?

— Мы останемся на этой дороге.

— Тогда разреши мне досказать свою историю позже. Теперь же я буду служить вам проводником.

Он уехал вперед. Хосар — это ручей или речушка, которая стекает с северных отрогов Джебель-Маклуб и на своем пути к Мосулу орошает угодья многочисленных деревень. Мы проскакали по мосту через поток, и теперь ручей оставался все время слева от нас. Развалины Харсабад и одноименная деревня расположены примерно в семи часах пути на север от Мосула. Местность представляет собой болотистую равнину, с которой поднимаются ядовитые малярийные испарения. Мы спешили поскорее оставить ее за собой, но до цели был еще добрый час пути, когда навстречу нам показался отряд арнаутов — человек в пятьдесят. Во главе его скакали офицеры, а в середине я приметил араба в белом одеянии. Когда наши отряды сблизились, я узнал в нем шейха Мохаммеда Эмина.

Увы! Он попал в руки этих людей — он, враг паши, который уже пленил его сына и заключил в крепость Амадию. Теперь мне прежде всего предстояло выяснить, защищался ли он при пленении, однако я не мог обнаружить ни одного раненого. Может, его захватили врасплох, во сне? Я должен приложить все усилия, чтобы освободить шейха от этого опасного общества. Поэтому я остановился посреди дороги, поджидая, когда встречный отряд приблизится.

Мой конвой спешился и залег по сторонам дороги. Халеф и я остались в седле. Командир отряда отделился от остальных и поспешил нам навстречу резвой рысью. Прямо передо мной он осадил свою лошадь и спросил, не замечая лежащих на земле:

— Селям! Кто ты?

— Алейкум! Я — эмир с запада.

— Из какого племени?

— Народ немей.

— Куда ты едешь?

— На восток.

— Человек, ты отвечаешь слишком кратко! Знаешь ли ты, кто я?

— Я вижу.

— Тогда отвечай понятней! По какому праву ты здесь шляешься?

— По тому же самому, по какому и ты.

— Таллахи, ты очень смел! Я езжу здесь по приказу губернатора Мосула. До этого ты мог бы и сам додуматься!

— А я нахожусь здесь по приказу губернатора Мосула и стамбульского падишаха. Ты мог бы об этом догадаться!

Он немножко шире открыл глаза, а потом приказал мне:

— Почему я должен тебе верить?

Я подал ему свои документы. Он раскрыл их с сохранением положенных формальностей и прочитал, а потом тщательно сложил, отдал мне назад и сказал очень вежливым тоном:

— Ты сам виноват, что я так строго говорил с тобой. Ты видел, кто я, и должен был бы отвечать мне повежливее!

— Ты сам виноват, что этого не случилось, — ответил я ему. — Ты видел мою свиту. Она удостоверяла меня как человека, который пользуется дружбой губернатора. Ты должен был бы вежливее вести себя! Поприветствуй своего господина от моего имени много-много раз!

— Слушаюсь, мой господин! — ответил он.

Теперь моим намерением было освобождение Мохаммеда Эмина, но уже в самом начале разговора с офицером я заметил, что здесь моя помощь не нужна. Спутники офицера остановились чуть позади него и смотрели больше на меня, чем на своего пленника. А тот немедленно воспользовался этим обстоятельством. Он был связан некрепко и сидел на плохой турецкой лошади. Однако в хвосте отряда вели его превосходного коня, и все его оружие висело на луке седла. И как раз в тот момент, когда я закончил свой разговор, Мохаммед Эмин вспрыгнул ногами на спину своей лошади.

— Халеф, внимание! — шепнул я слуге, который наблюдал за шейхом так же пристально, как и я.

Он сразу же меня понял.

— Между шейхом и арнаутами, сиди! — тихо ответил он мне.

Теперь хаддедин решился на несколько смелых прыжков с крупа на круп стоящих за ним лошадей. Сидевшие на них наездники не ожидали такой дерзости, и, прежде чем они успели схватить шейха, он уже достиг своего скакуна, вскочил в седло, рванул повод из руки придерживавшего трофей арнаута и умчался прочь — не по дороге, а прямо к речушке.

Многоголосый крик, исполненный удивления и гнева, раздался за ним.

— Твой пленник бежал, — крикнул я командиру, — позволь нам преследовать его!

Одновременно я развернул своего коня и погнался за беглецом. Халеф держался рядом со мной.

— Не так близко ко мне, Халеф! Скачи так, чтобы они не могли стрелять, не попав в нас!

Теперь началась упорная, дикая охота. К счастью, преследователи сначала думали только о том, чтобы поймать Мохаммеда Эмина, а когда они поняли, что его конь превосходит их лошадей, и схватились за оружие, расстояние между беглецом и преследователями стало уже слишком большим. Применить оружие они тоже не могли, так как мы с Халефом скакали перед ними не по прямой линии, а зигзагами, и при этом я изо всех сил пытался показать, какой у меня непокорный конь. Он то останавливался и «давал козла», то уносился вперед, то бросался в сторону, поворачиваясь на задних ногах вокруг собственной оси, устремлялся то вправо, то влево, а потом возвращался точнехонько на нужное направление. Халеф делал то же самое, и так получалось, что турки не стреляли, опасаясь попасть в нас.