На крепостных стенах

— Он непобедим! — кричали гамбуржцы в суеверном ужасе. — Штертебекер находится в союзе с самим сатаной!

Они невольно отступали назад, и Клаус воспользовался этим, чтобы укрепиться на палубе. Генрих следовал за ним, и через несколько минут место, где стоял Штертебекер, было покрыто трупами.

Теперь Плуто тоже вмешалась в бой. С диким воем она прыгнула на гамбургского офицера и, всадив ему зубы в затылок, рванула его на палубу. Один из матросов подскочил на помощь и принялся душить собаку, но он скоро с криком отскочил прочь, поранив себе руки о колючие иглы ошейника. Разъяренная собака теперь схватила его самого за горло.

А Штертебекер тем временем прочистил дорогу, сделал брешь, как он это называл. Кругом лежали убитые и раненые, а по мосткам поднимались все новые виталийцы на палубу вражеского корабля.

Отважный предводитель пиратов не забывал и второго корабля. Чтобы не дать ему явиться на помощь товарищу-гиганту, он оставил на «Буревестнике» лучших стрелков.

Одному из этих людей он доверил «Морской дракон», то громадное, в девятнадцать футов длиной, орудие, служившее на «Буревестнике» крепостным орудием. Эта предосторожность оказалась как нельзя более кстати.

Как только виталийцы поднялись на палубу гиганта, второй гамбургский корабль быстро объехал борющихся.

— Штертебекер поднялся на большой корабль, — кричал капитан. — Его собственный корабль остался без людей, это очень удобный случай, чтобы завладеть им.

Все это было очень хорошо, только гамбуржцы забыли о «Морском драконе». Это громадное орудие было уже давно заряжено и направлено, превосходный стрелок стоял уже за ним с зажженным фитилем.

Гамбуржцы быстро приблизились, теперь только «Морской дракон» задал огонь. Штертебекер мог быть доволен своим заместителем, он-таки превосходно прицелился.

Фок-мачта гамбургского корабля с ужасным грохотом упала на палубу.

Теперь «Буревестник» отодвинулся назад, заставив противника тоже повернуться. Экипаж был теперь обеспечен собственными невзгодами и Штертебекер мог беспрепятственно продолжать опасную борьбу на вражеской палубе.

Сильнейшие противники бросились на него, для того чтобы мгновенно упасть под ужасным ударом его сабли. Никто не мог устоять против его метких яростных ударов.

Палуба представляла собой картину настоящего поля битвы, с реками крови, убитыми и ранеными. Кругом слышался звон сабель и топоров и, в виде аккомпанемента, грохот орудийных выстрелов.

— Вперед! — крикнул вдруг Штертебекер громовым голосом. — Это уже продолжается слишком долго! Кончайте! Тесните их к краю, если они не сдадутся, бросайте их в море!

Владыка морей был похож на настоящего Бога войны, когда он бросился теперь на своих противников с громадной саблей в правой руке и все виталийцы с дикими криками бросились за ним.

Руководители корабля все еще были на ногах, капитан, штурманы, боцманы были еще в живых и отчаянно сопротивлялись против Штертебекера.

В общей свалке нельзя было отличить друга от врага, местами дерущиеся сцепились в настоящий клубок. Взаимная озлобленность не имела пределов! Даже раненые, лежавшие на палубе, старались зубами и ногтями причинить вред противникам.

Но Штертебекер положил теперь конец.

Для него битва продолжалась уже слишком долго. Побеждая на пути всякое сопротивление, он пробрался к месту, где дрались капитан корабля и штурманы.

С гневом ожидали они приближение непобедимого героя, с яростью ответили они на его нападение, они выбивались из сил, чтобы сразить его.

Напрасный труд; этот человек был непобедим! Его сабля мелькала, как молния, во все стороны. Каждый удар бросал нового противника на пол.

Теперь подскочил гамбургский капитан. Подняв свой громадный топор, он двинул его на голову Штертебекера.

Топор ударился о саблю пирата, ловко отпарировавшего смертельный удар. Посыпались искры, топор и сабля опять столкнулись. После третьего ужасного удара Штертебекера капитан упал на трупы своих товарищей, с расколотым черепом.

Виталийцы безостановочно теснили гамбуржцев назад, на шканцы, экипаж уже упал духом, они боролись только из отчаяния, мысль о победе давно уже оставила их.

Но они защищались, как герои. Направо и налево люди падали в бушующее море; кровь лилась рекой, ноги не держались на палубе, ставшей скользкой от застывшей крови.

— Долой оружие, сдавайтесь! — загремел Штертебекер к утомленным, притиснутым в угол противникам. — Иначе вы все полетите в воду!

Лишившаяся руководителей толпа послушалась, Сабли, топоры, кинжалы со звоном упали на пол.

— Капитан, — крикнули некоторые из виталийцев. — Негодяи не заслуживают пощады, они слишком долго защищались! Они все должны быть выброшены в море.

Но Штертебекер протянул свою кровавую саблю на защиту гамбуржцев.

— Стойте! — крикнул он. — Побежденный должен быть всегда пощажен. Тому, кто иначе думает, придется иметь дело со мной! Назад! Они сдались.

Он вперил свои огненные глаза в разгоряченных битвой виталийцев, чтобы убедиться, не ропщет ли кто-нибудь против его приказа.

Но никто не осмелился ослушаться его. Они знали, что капитан шутить не любить и не потерпит ослушания.

Битва кончилась, победа осталась за властелином морей. Карлик, ибо иначе нельзя назвать «Буревестник» в сравнении с голиафом, победил великана.

Теперь виталийцы должны были покончить со вторым кораблем.

Выстрел «Морского дракона» произвел там большой переполох, и экипаж знал, что ему несдобровать в рукопашной схватке.

Когда на поврежденном корабле увидели поражение великана, матросы перестали думать о сопротивлении. Бежать они не могли, и капитан меньшего корабля с болью в сердце снял гамбургский флаг и сдал свой корабль виталийцам.

Торжество было неописуемо.

Даже самые верные приверженцы Штертебекера боялись, что эта неравная борьба плохо кончится для них.

И вот Штертебекер опять вышел победителем.

Радость их увеличилась, когда они познакомились с богатым грузом большого корабля. Он, как видно, был в Средиземном море и привез много драгоценных товаров, к тому же в кассе нашлась громадная сумма денег.

Нo Штертебекер, как видно, был не совсем доволен, когда он окинул своим орлиным взором приобретенную громадину.

— Я напрасно радовался, — сказал он Генриху, заметившему его отуманенный взор. — Меньший гамбургский корабль пригодится нам, а этот громадный ящик совсем ни на что не годится. Он стар, и нижняя часть корпуса уже начала подгнивать. К тому же он слишком неуклюж для нас, нам придется потопить его. Драгоценный груз можно будет перенести на второй корабль. Жаль, я думал, что этот гигант окажет нам хорошие заслуги в наших походах.