Тайна полярных путешественников

— Что ты возишься с собакой, Генрих, — спросил Клаус Штертебекер, заметив во время прогулки, как сын рыбака борется с Плуто из-за какого-то предмета.

— Она что-то нашла, капитан. Она выудила из моря какой то белый предмет.

— С чего это она полезла в море?

— Я забавлялся, бросая далеко в море кусок дерева, почти похожий на этот предмет что у нее во рту и посылая ее выудить обратно. Она, как видно, ошиблась и приняла это за брошенный кусок дерева. Меня только удивляет, что она ни за что не хочет выдать это мне.

— Плуто, дай! — крикнул Штертебекер, и животное, мокрое еще от морской воды, смиренно подошло к своему господину и позволило отобрать свою добычу, которую она так успешно защищала против Генриха.

Штертебекер внимательно осмотрел странный предмет.

— Странно, — бормотал он про себя, — по виду это безделушка, покрытая грязью и водорослями, но это прямо жжет мне руку. Это попало в мои руки при особом стечении обстоятельств. Не скрыто ли здесь, под морскими растениями, что-нибудь важное?

— Можно удалить сверху все наросты, — сказал Генрих и сейчас же взялся за это, когда Штертебекер передал ему этот продолговатый предмет.

Через мгновение он громко крикнул, порезав себе руки о острые раковины, приставшие к предмету и с озлоблением бросил его на землю. Это упало на камень и к изумлению мальчика, послышался звон разбитого стекла, и странный предмет разлетелся на два куска. От охватившего его любопытства он совершенно забыл о своей ране, подскочил и схватил оба куска крикнув:

— Капитан, это бутылка, и в ней — вот что.

Он протянул Штертебекеру пожелтевший лист, похожий на пергамент или кожу, свернутый в трубку.

Клаус взял это в руки, внимательно осматривая со всех сторон и стараясь разгадать, что на этом написано.

— Ты знаешь, что это? — спросил он Генриха.

— Нет, — ответил Генрих вопросительно взглянув на короля виталийцев.

— Это так называемая бутылочная почта. Ты как морской житель должен был слышать об этом.

— Я знаю, капитан. Когда моряки находятся в опасности и не имеют возможности сообщить об этом другим людям, они вкладывают записку в бутылку, закупоривают ее и бросают в море.

— Верно. Эта находка наша тоже такая почта.

— Но в этой бутылке ведь нет никакой записки?

— Глупый, несчастные, пославшие эту бутылку, вероятно, не имели никакой бумаги и послали свое извещение на этих кусках, которых я считаю кожей тюленя. Это, вероятно, полярные путешественники, попавшие на пустынный остров или замкнутые льдом.

— Это ужасно! Им ведь придется умереть с голоду, не правда ли, капитан?

— Это вполне возможно. А, может быть, смерть избавила их уже от страданий. Ну, мы посмотрим теперь, можно ли разобрать, что написано на этом пергаменте.

Штертебекер сел на камень и начал изучать. Но чем больше он напрягался разгадать таинственную надпись, побледневшую и смытую морской водой, тем более он отчаивался в результатах.

— Это невозможно разгадать. В самом начале это было вероятно написано необычным способом. Потерпевшие крушение, а они безусловно-такие, вероятно, не имели никаких письменных принадлежностей и воспользовались первым попавшим под руки предметом, чтобы хоть кое-как обратить на себя внимание.

— По вашим словам, капитан, потерпевшие крушение должны находиться в очень ужасном положении.

— Это более чем вероятно, мой мальчики. Без горькой нужды никто не пользуется бутылочной почтой.

— Но не можем ли мы им помочь, капитан? Это ведь наша обязанность.

— Вне сомнения! Каждый славный моряк нашедший бутылочную почту сочтет своим долгом помочь несчастным. Но здесь мне кажется напрасными всякие попытки, надпись невозможно разобрать. Бутылка уже долго в воде, это доказывают покрывшие ее раковины и заросли. Несчастных уже нет в живых.

— Но, капитан, если мы разберем, что здесь написано, вы разве не сделаете никакой попытки спасти их?

— Само собой понятно, что да, это мой долг. Не хочешь ли ты разобрать то, что мне не по силам?

— Может быть, капитан. Дайте попытаться.

— Ты глуп, Генрих. Но пытайся, я тебе заранее говорю, что ты будешь трудиться понапрасну.

— Это еще вопрос, — ответил, плутовски сверкнув своими лукавыми глазами, схватил бумагу и быстро побежал к замку, исчезнув в воротах.

Штертебекер смотрел ему вслед с улыбкой на губах.

— Славный мальчик, — бормотал он про себя. — Было-такидействительно жалко, когда Северное море чуть не поглотило его. Интересно, на какую глупость он решится, чтобы разобрать письмо, ибо нормальным способом это невозможно. Ах, я понимаю! Этот шельмец просто побежал к магистру, который считает разбор старинных, стертых надписей своей специальностью.

Как только ему пришла на ум эта мысль, он пустился быстрыми шагами к ученому. Он сгорал от любопытства узнать содержание этой странной надписи и тайн начертавших ее.

Клаус не ошибся. Он застал магистра Вигбольда склоненным над надписью, вооруженным, по меньшей мере дюжиной всяких острых увеличительных стекол, больших и малых.

Генрих Нисен поставил локти на стол и оперся на них головой. Он так усердно смотрел на ученого, как будто собираясь проглотить его.

— Как дела, Вигбольд? Ты можешь разобрать здесь что-нибудь?

— Я уже многое разобрал, — ответил магистр и вздохнул.

— Как видно, ты узнал не особенно радостные известия.

— Нет, Клаус! Если я не ошибаюсь, дело идет о страшном преступлении.

— Чорт возьми! Ты говоришь о преступлении?

— Да, позорное преступление, которое обрушилось на голову самых преступников.

— Так значит, теперь уже поздно наказать виновных?

— Но человеческим расчетам, да. Но кто может знать пути судьбы? Возможно, что преступники, пославшие это письмо, давно уже умерли, но может быть, что какой-нибудь случай спас их в последнюю минуту.

Штертебекер мрачно смотрел пред собой и сжимал кулаки.

— Я боюсь, Вигбольд, что это уже поздно будет, — проговорил он сквозь зубы. — Сколько, ты думаешь, пробыла бутылка в море?

— Наверное несколько лет, но точно установить число невозможно. Но одно несомненно: жертва этих мерзавцев, чей крик отчаяния я держу теперь в своих руках, может еще находиться в живых.

— Где?

— В стране вечного льда, где-нибудь на пустынном полярном острове. Точно установить место я не мог.

— Чорт возьми! Это правда, магистр?

— Чистая, печальная правда. Негодяи высадили какого-то незнакомца, вероятно богатого или властного, ставшего на дороге их вдохновителям, на недоступный полярный остров, откуда уже невозможно вернуться. У них, вероятно, не хватало смелости убить его, что были бы в тысячу раз милосерднее.