Тим Северин - Ассасин Его Святейшества

Канцелярия Арна снабдила меня верительной грамотой missi — посланника, находящегося в дороге по заданию короля, – так что теперь по пути в Ратисбон и далее я мог реквизировать лошадей. Свиту Папы Льва я застал на отдыхе в монастыре возле альпийского предгорья, куда они вышли после горных переходов. Монастырь представлял собой скромное строение, расположенное на шпоре возвышенности с видом на дорогу. Каменной здесь была только часовня, а все прочие строения были из местного дерева, под кровлей из теса, выцветшего в грязновато-серый цвет, сливающийся с окружающей каменистой местностью. Прибыл я незадолго до полудня, когда подворье было уже заполнено до отказа, однако королевский эдикт обязывал хозяев обеспечить посланника кровом и пропитанием. Что-то вполголоса бормоча, монах с несколько растерянным видом показал угол, отведенный мне для ночлега на соломенном тюфяке. Затем он провел меня в монастырскую трапезную, попутно объяснив, что при таком количестве папских постояльцев прием пищи осуществляется здесь в два захода. Зайдя в длинную узкую палату, я довольно быстро признал Альбина по изломанному носу и изжелта-зеленым синячищам на лице. Он и его товарищи уже заняли места за столом. Извинившись за опоздание, я втиснулся рядом с ним на скамью.

– Тебе тоже подать? – спросил я, беря в руки ржаной каравай и отламывая краюху.

– Спасибо, не надо, – прошепелявил Альбин. – Мне недавно вышибли зубы, так что корка жестковата будет.

Он осторожно, с хлюпом, хлебнул с ложки капустную похлебку.

– Как это тебя угораздило? – спросил я оживленно, вроде как для красного словца.

Среднего роста, с покатыми плечами, мой сосед по столу держался, как говорится, тише воды ниже травы. В компании на таком взгляд и не остановится.

– Ты, должно быть, слышал о нападении на Его святейшество? – промямлил он между хлебками.

– Только краем уха. Я ведь держу путь из северных земель, – соврал я. – Расскажи мне, как все было.

– Да чудовищно! Толпа негодяев на Виа Лате прорвалась сквозь людское скопище, прямо перед церковью Святых Стефания и Сильвестра. У всех на глазах они сбили святого отца с ног как раз в тот момент, когда тот собирался возглавить шествие к месту Большой литании. Прямо мороз по коже.

Излагая свою историю, Альбин становился все более оживленным. Он уже сидел прямо и смотрел на меня с острым волнением в глазах. Вероятно, это происшествие он пересказывал уже отнюдь не впервые.

– Это тогда тебе и досталось? – спросил я его.

– В аккурат да, – приостановил он свое повествование. – Но мне-то еще ничего по сравнению с Его святейшеством… Те негодяи выкололи ему глаза и отрезали язык. Так что ему еще повезло, что он остался в живых.

Ужас на помятом лице Альбина в своей наигранности смотрелся слегка театрально. Контрастом воспринимался и его голос, громкий, но до странности ровный, как будто бы он описывал что-то довольно заурядное.

– И ты все это видел? – воскликнул я завороженно, таким образом подначивая его продолжать.

– Да нет. Я был в полубесчувствии. Меня же вон как приветили!

– Что же случилось с Папой?

– Исчез. Когда я вернулся с папской стражей, его не было и следа. Только пятна крови на мостовой, где его столь жестоко изувечили.

– И что же ты стал делать?

– Я, можно сказать, обезумел. Начал дознаваться, как да что, а назавтра пришла весть, что Папа не мертв, а упрятан в узилище где-то в монастыре на Целиевом холме.

Насчет этого Арн мне ни словом не обмолвился, а между тем это могло сказаться на всем ходе моего дознания.

– Как же он там оказался?

Уголки губ Альбина опустились, а сам он одновременно скруглил и поднял плечи – жест, который у римлян выражает озадаченность.

– Вероятно, туда его утащили те богохульники. Разумеется, едва мы прознали, где он находится, как тут же организовали спасение. Я лично направился туда с отрядом папских стражников и кое с кем из братии.

Он огляделся, словно приглашая соседей по столу внять его рассказу.

– Мы отправили весть в монастырь, где были люди, столь же удрученные происшедшим, как и мы. Позже, тем вечером, Папа Лев был спущен к нам из окна на веревке. Мы ждали на улице внизу и незамедлительно переправили его в безопасное место.

– Чудо, – истово выдохнул я, – просто чудо! Не иначе как на святого отца взирали сами ангелы. Опустить из окна человека – слепого, безъязыкого – поистине кажется деянием за гранью возможного.

Альбин со стуком опустил ложку. Оглядевшись, он неожиданно придвинулся вплотную и ухватил меня за запястье.

– И это чудо, скажу я тебе, было не единственным, – жарко прошептал он. – Когда Его святейшество пребывал в своем темном узилище, к нему туда явились ангелы. Касанием перстов они восстановили ему зрение, а язык у него по их дуновению опять отрос.

Я сидел якобы в оцепенении, выжидая, когда он продолжит.

– Когда мы приняли Папу, он был избит и изранен, но при этом мог видеть и разговаривать! – воздев перст, выспренно воскликнул мой новый знакомый.

– А сейчас он где? – спросил я, надеясь, что звучу с достаточной долей изумления. – Неужто здесь, в этом монастыре?

Альбин выпустил мою руку.

– Сейчас он трапезничает с герцогом Сполетским в приватных покоях аббата. Его святейшество предпочитает уединение. И при этом смиренно молится о прощении своих врагов.

– Да-а… – покачивая головой, протянул я. – Вот это история…

Пока Альбин говорил, монастырский служка поставил передо мной горшок с похлебкой. Я уставился сверху вниз на пищу, чтобы папский хозяин двора не мог разглядеть в моих глазах сомнение.

Несколько позже в тот вечер я полностью изложил историю Альбина на бумаге и оставил ее у службистов герцога Сполетского, распорядившись передать письмо архиепископу Арну сразу же по приходе папской делегации в Падерборн. Люди герцога, вне всякого сомнения, прочтут мой доклад, ну да ничего. Рассказ я изложил точь-в-точь в том виде, как услышал его от Альбина, в расчете, что змеиная мудрость и скептицизм архиепископа рассудят, насколько это повествование правдиво.

В Рим я прибыл спустя ровно пять недель после моего выхода из Падерборна. Путешествие прошло в целом благополучно. Выдавая себя за зажиточного паломника, я снял удобную комнату в недавно построенной гостинице всего в пяти минутах ходьбы от собора Святого Петра. Соседи здесь только и судачили, что о нападении на Папу Льва, хотя насчет того, кто за этим стоял, они терялись в догадках. Разглагольствовать их тянуло единственно о чуде восстановленных глаз и языка Папы. Мало-мальски полезным сведением из тех, что мне удалось по крупицам собрать, была фраза, случайно оброненная хозяином гостиницы. Он упомянул, что знатные семейства Рима брюзжат насчет нахождения Папы Льва во главе Церкви. Когда я прижал его с требованием объясниться, он сказал, что происхождения Лев достаточно скромного, что, по мнению аристократии, подрывает авторитет всемогущего ведомства. Иными словами, многие высокородные римляне считают его за проходимца (повод, на мой взгляд, все же недостаточный, чтобы избивать духовную особу до полусмерти). Предпочитая, впрочем, не совать нос во все сразу, я решил вначале добиться встречи с Павлом Номенклатором и уже тогда расспросить его, что может лежать за такого рода ремарками.