Тим Северин - Ассасин Его Святейшества

– А, ну с этим понятно! Сенатор Пасхалий из Алатри [22]. Близкий друг нынешнего герцога Непийского, он же глава городского ополчения.

Отставной номенклатор, слегка откинувшись на кушетке, помолчал в задумчивости.

– Значит, четверо. И что обсуждалось? – задал он следующий вопрос.

– Найм Беортрика в качестве убийцы Папы.

Мои слова Павел воспринял невозмутимо:

– Неудивительно, что Пелагий смотрелся неуютно. Его настоятель о происходящем или не знал, или же Гизульф сам послал Пелагия вместо себя, не желая выказывать своего прямого участия. Кстати, Гизульф тоже связан с принцами Беневенто.

Я повел под рубахой плечами. Пот высох, и кожа начинала немилосердно чесаться.

– Они настаивают, чтобы Беортрик совершил покушение в одиночку, – продолжал я рассказывать.

– Значит, в своем успехе они вполне уверены.

– Очевидно, к Папе, когда тот будет без охраны, он сможет подобраться совсем близко.

– А где это все должно произойти?

– Да вроде на Форуме Нервы.

С изумлением я увидел на лице Павла широкую торжествующую улыбку.

– Веришь, нет, я так и знал! – воскликнул он. – И вправду, где ж еще как не там!

Он грузновато поднялся с кушетки и кликнул слугу, который принес ему шляпу и уличные сандалии.

– Пойдем-ка прогуляемся, Зигвульф, – с лукаво-довольным видом сказал мой друг. – Теперь снаружи уже не так жарко, а мне хочется кое-что тебе показать.

Заинтригованный, я вышел вслед за Павлом из виллы и двинулся по пологому спуску disabitato . Путь наш лежал в направлении исполинского щербатого барабана Колизея, а вокруг из зарослей трав и кустов тут и там ребрами невиданных зверей выглядывали остовы древних строений. Среди них, словно невпопад, были раскиданы сельские дома и постройки с крышами, крытыми заплесневелой соломой, под которыми нашли себе приют оставшиеся жители этого квартала. В недвижном воздухе стоял дымный запах очагов, слышались звонкие выкрики и смех детей, играющих в запущенных садах или среди стен развалившихся вилл. Там, где земля у подножия холма выравнивалась, почва из-за плохого осушения обрела характер болота и даже сухим летом была сырой и мягкой. Здесь мы повернули направо и миновали колоннаду античного храма, переделанного в христианскую церковь. В этом месте дорога расширялась и выводила нас к еще более скученному средоточию крупных и ветхих зданий, о предназначении которых сложно было и догадываться, если б не пояснения Павла о том, что это бывшие святилища, театры, общественные бани или здания судов.

– Не все здесь было столь грандиозно, как намекают эти руины, – широким вольным жестом обвел мой друг полуразрушенную, но не утратившую своего былого величия окрестность. – Вон то заболоченное место, которое мы только что миновали, некогда занимал квартал красных фонарей, а вот здесь, где мы стоим сейчас, в былые времена была улица книготорговцев – до тех пор, пока одному самовлюбленному императору не пришла мысль увековечить себя, перестроив ее в форум и назвав его своим именем [23].

Я оглядел то, что когда-то в былые времена являлось, вероятно, грандиозным местом общего пользования. По обе стороны форума во всю его длину тянулась двухэтажная аркада с колоннами, возвышаясь над местом, где была когда-то площадь, кипящая многолюдством: тут тебе и зазывалы, и торговцы, и покупатели, и зеваки, и всевозможные чиновники, тут и граждане бывшей республики, и ее заезжие гости. Некоторые из колонн уже утратили свои кудрявые капители, другие сломились пополам, и все они были изъедены непогодой и многовековой грязью. Тем не менее им был по-прежнему присущ дух величавости, а льнущие к ним домишки, сараи и лавчонки нынешней постройки смотрелись невзрачно и убого, словно это были пиявки, присосавшиеся к телу своего изнемогшего в силу возраста исполина-хозяина. Мне подумалось, что пустое величие форума является своеобразным отражением выгоревших руин аварского Хринга с его устремленными в небо обугленными столпами палисада.

Павел остановился возле какого-то крепкого двухэтажного жилища из камня и дерева, припертого к основанию древней аркады. Из всех домов новой постройки этот был, пожалуй, самым добротным. Вдоль его фасада шла крытая дорожка, с одного бока к нему примыкала небольшая пристройка-конюшня, а с другого – обнесенный стеною сад. Зеленое покрытие крыши я поначалу принял за дернину, но потом увидел, что это листы меди, содранные с античных зданий.

– Кто же здесь живет? – полюбопытствовал я, так как мой спутник, по всей видимости, привел показать мне именно это место.

– Одна из ветвей семейства Синьорелли, – ответил бывший номенклатор. – Их дед в свое время разбогател на торговле тканями, и теперь его потомки продолжают выгодное семейное дело. Кое-кто из них служит в городском совете.

Видя несколько растерянное выражение моего лица, Павел туманно улыбнулся и добавил:

– Проживает здесь и некая Сесилия Синьорелли, предмет доподлинного интереса Его святейшества.

С плутоватыми глазами он ждал от меня реакции на свои слова.

Постепенно я понял, что он имеет в виду. Как-то давно, еще во время первого нашего разговора в Падерборне, архиепископ Арн упомянул мне о письмах с жалобами на поведение Папы Льва. Среди порицаний, коих было множество, имелись и обвинения Папы в прелюбодеянии. Я тогда хотел пошутить на эту тему, но получил нагоняй.

– Она любовница Папы? – коротко спросил я.

Павел хмыкнул:

– Ну а с какой еще целью Его святейшество навещает ее столь часто и тайно – исповедовать, что ли?

– А у нее что, нет мужа? И как на это смотрят слуги?

– Паоло Синьорелли – человек на редкость уживчивый. К тому же это может только льстить – иметь столь близкие и добрые отношения с главой Церкви. А слуг, если надо, можно и приструнить.

– Но ведь Лев должен понимать риск, на который идет!

– Да ты оглядись, Зигвульф! Много ли людей ты видишь вокруг? Добрая половина Рима пустует даже в дневное время. А Лев прибывает сюда после того, как смеркается, с единственным прислужником, который бдит снаружи. И задолго до рассвета Его святейшество возвращается к себе на Латеранский холм.

Тут меня кольнула новая мысль:

– Если Лев такой осторожный, откуда тебе известно о его похождениях?

– Эта его эскапада длится уже несколько лет. А началась она еще в то время, когда я состоял при папской службе. О Папе Льве можно сказать одно: он прелюбодей, хранящий верность своим привязанностям.

Павел озорно потер ладони, очевидно, довольный собой.

– Нет, ты представляешь? Папа погибает, нанося любовный визит почтенной римской матроне! Даже если он уцелеет при ударе ножом, репутация его все равно будет погублена. Никаких шансов на то, что он сделается мучеником. – Мой друг хлопнул меня по плечу: – Думаю, тебе стоит, не тратя времени попусту, привести на Форум Нервы Беортрика, чтобы он досконально осмотрел место предполагаемого преступления. Лично я уверен, что беневентинцам и их союзникам досконально известны плотские аппетиты, влекущие сюда Льва.