Бернард Корнуэлл - Последнее королевство. Бледный всадник (сборник)

Альфред не хотел этого. Он думал, что мы будем ждать атаки датчан, надеялся, что мы станем сопротивляться, когда они атакуют, но вместо этого мы словно бы сорвались с цепи и теперь сами решали, что делать. У короля хватило ума послать людей Арнульфа вправо, потому что наш отряд окружали враги, а всадники пытались обогнуть нас и зайти с тыла. Люди Суз Сеакса со щитами и мечами отогнали их, а потом охраняли наш открытый фланг, в то время как войска Альфреда из Этелингаэга и все бойцы Харальда из Дефнаскира и Торнсэты присоединились к резне.

Мой двоюродный брат тоже был там вместе со своими мерсийцами и оказался храбрым бойцом. Я наблюдал, как он отражает удар, сам наносит его, укладывает противника, вступает в схватку со следующим, убивает и его тоже и, даже не переведя дух, продолжает сражаться.

Мы залили вершину холма датской кровью, потому что в нас кипела ярость, а в датчанах – нет, и люди Осрика, бежавшие с поля боя, вернулись, чтобы присоединиться к битве.

Датские всадники умчались куда-то; я не видел, как они ускакали, но еще расскажу о них впоследствии.

А тогда я сражался, выкрикивая датчанам, чтобы они пришли и погибли, и Пирлиг был теперь рядом со мной с мечом в руке. Весь левый край клина Свейна был сломлен, выжившие разбились на маленькие группки, и мы продолжали на них нападать. Я ринулся на одну из таких групп, пустил в ход умбон щита, чтобы отбросить врага назад, пырнул его Вздохом Змея и почувствовал, как клинок пробил кольчугу и кожаную одежду. Леофрик появился неизвестно откуда, размахивая топором, а Пирлиг вогнал меч в лицо моего противника.

На каждого датчанина приходилось теперь по два сакса, и у врагов не было никаких шансов победить.

Один из неприятелей закричал, моля о пощаде, но Леофрик раскроил ему шлем топором, так что кровь и мозги брызнули на искромсанный металл, а я пинком отбросил раненого в сторону и всадил Вздох Змея ему в пах, отчего датчанин закричал, словно роженица.

Поэты часто воспевают эту битву и в кои-то веки говорят правду, рассказывая о веселье меча, о песне клинка, о яростной резне. Мы разорвали людей Свейна в кровавые клочья и сделали это одержимо, умело и свирепо. На меня наконец снизошло спокойствие битвы, и я не мог допустить ошибку. Вздох Змея жил своей собственной жизнью, отнимая жизни датчан, которые пытались мне противостоять. Но датчане уже были разбиты и бежали, все левое крыло хваленых войск Свейна было побеждено.

И вдруг я понял, что рядом больше нет врагов, кроме раненых и мертвых. Племянник Альфреда, Этельвольд, пырнул мечом одного из раненых датчан.

– Или убей его, или оставь в живых и больше не трогай! – прорычал я.

У этого человека была сломана нога, выбитый глаз висел на окровавленной щеке, и он больше не был опасен.

– Я должен убить хоть одного язычника, – ответил Этельвольд и снова ткнул датчанина кончиком клинка.

Я пинком отшвырнул этот клинок прочь и хотел было помочь раненому, но как раз в этот миг увидел Хэстена.

Хэстен все еще находился на холме вместе с другими беглецами, и я окликнул его по имени. Хэстен повернулся и заметил меня: сперва, наверное, просто увидел залитого кровью воина в шлеме, увенчанном головой волка. Он уставился на меня, а потом, должно быть, узнал шлем, потому что бросился бежать.

– Трус! – крикнул я ему. – Ты предатель, ублюдок и трус! Ты принес мне клятву верности! Я сделал тебя богатым! Я спас твою никчемную жизнь!

Он повернулся, слегка ухмыльнулся и помахал левой рукой, на которой болтались разбитые остатки его щита, после чего бросился к правому краю того, что осталось от клина Свейна. Эти ряды все еще держали строй, плотно сомкнув щиты, пять или шесть сотен человек – они развернулись было и начали отступать к крепости, но теперь остановились, потому что люди Альфреда, которым больше некого было убивать, повернулись к ним.

Хэстен присоединился к этим датчанам, пробившись за щиты, и, увидев над клином знамя с орлиным крылом, я понял, что выживших возглавляет Рагнар, мой друг.

Я замешкался.

Леофрик кричал нашим людям, чтобы те построились в клин, но я знал, что атака уже утратила былую ярость. И все равно мы здорово их потрепали. Мы убили Свейна и множество других датчан, и теперь выжившие были прижаты к крепости.

Я подошел к краю откоса, ориентируясь по кровавому следу на мокрой траве, и увидел, что белая лошадь во время панического бега перепрыгнула через этот край и теперь лежит, как-то неестественно задрав ноги вверх, несколькими ярдами ниже; на ее белой шкуре виднелась кровь.

– Хорошая была лошадь, – сказал Пирлиг, подходя ко мне.

Я думал, что это самый верх откоса, но земля тут оказалась скомкана и смята, будто великан пнул ее массивным сапогом; часть склона осыпалась, образовав ложбину, а за ней крутой подъем уходил к еще одному гребню, который и венчал собой склон. Глядя на крутой подъем, ведущий к восточному краю укреплений, я гадал, можно ли отсюда пробраться в крепость.

Пирлиг все еще смотрел на мертвую лошадь.

– Знаешь, что говорят у нас дома? – спросил он. – Бритты считают, что добрая лошадь стоит двух красивых женщин, красивая женщина стоит двух хороших гончих, а хорошая гончая – двух добрых лошадей.

– Вы и вправду так говорите?

– Неважно. – Он тронул меня за плечо. – Для сакса, Утред, ты хорошо сражаешься. Как настоящий бритт.

Я решил, что мы не получим никаких преимуществ, если начнем наступать через ложбину, повернулся – и увидел, что Рагнар шаг за шагом отступает к форту. Я знал, что сейчас подходящий момент, чтобы напасть, поддержав боевой пыл воинов и жажду резни, но наши люди вовсю грабили мертвых и умирающих, так что им было не до новой атаки. Значит, нам придется столкнуться с более трудной задачей – убивать датчан, защищенных валом.

Я вспомнил своего отца, погибшего как раз во время подобной атаки. Отец никогда не выказывал ко мне особой привязанности, наверное, потому, что я тогда был еще совсем маленьким ребенком. А вот теперь я, как и он, последую в смертельную ловушку, на хорошо защищенную стену. Судьбы не избежать.

Знамя Свейна с белой лошадью было захвачено, и сакс махал им в сторону датчан. Другой нацепил на копье шлем Свейна, и сперва мне показалось даже, что это голова, но потом я увидел, что это всего лишь шлем. Белый плюмаж из конского хвоста стал розовым.

Отец Виллибальд простирал руки к небесам, вознося благодарственную молитву, и я подумал, что он слишком торопится, потому что мы разбили только людей Свейна, а войска Гутрума все еще ждали нас за стенами. И Рагнар тоже был там, в безопасности, в крепости, чьи стены полукругом сбегали к низине. Высокие стены, защищенные рвом.

– Будет чертовски трудно взять эти укрепления, – сказал я.