Николай Бахрошин - Викинги. Заклятие волхвов

Торми из северного рода Торгвенсонов был высоким, широкоплечим мужчиной, далеко перешагнувшим за середину жизни. Русую голову обильно обрызгала седина, а борода и усы выглядели совсем белыми. Сутулым его прозвали за привычку все время наклоняться вперед, глядя на собеседника словно бы исподлобья. Видимо, старая рана не давала ему полностью разогнуться, догадывался Рорик.

Тридцатишестивесельный драккар Торми «Когти дракона» появился в водах Ранг-фиорда глубокой осенью. Не лучшая пора, только крайняя необходимость заставит в такое время выйти в море. Или – крайнее нетерпение…

– А еще говорят, в противовес христианам в южных странах появились некие мухамедтяне. Эти совсем отрицают вино и пиво, – неспешно рассказал Торми.

Рорик тоже слышал о мухамедтянах. Эта вера не так давно возникла на далеком юге среди смуглых арабов. И поклонников ее, говорят, становится все больше и больше. Те ратники, кто сталкивался с арабами, рассказывали, что они с охотой сражаются и с удовольствием умирают. Хорошие воины.

– Воистину, на просторах Мидгарда встречается много чу дного…

– Воистину так…

– Похоже, южным богам совсем нечем заняться, если они выбрали себе такого странного противника, как хмельная чара, – заметил Рорик.

– Не спорю, друг мой, не спорю… Неистовый ярл многое видел и много думал. Он знает жизнь, умеет улететь мыслью далеко за облачный горизонт… – продолжал нахваливать Торми.

С этим Рорик тоже не спорил.

Уже отшумел общий пир, уже дружинники напились и проспались не по одному разу, только тогда ярлы уединились у горящего очага. Но гость все медлил начать серьезный разговор.

Рорик не торопил его. Он с удовольствием грел у огня ноги в тонких, красивых сапогах, туго натянутых на носки из овечьей шерсти и терпеливо ждал, когда Торгвенсону надоест молоть чепуху.

В сущности, он сразу догадался, с чем прибыл Сутулый. Владетель Ранг-фиорда даже знал, что ответить. Единственное, в чем конунг никак не мог окончательно определиться, так это в своем отношении к гостю. С одной стороны (как любил говорить покойный брат Альв), ярл Торми богат, родовит, имеет большую дружину и крепкие корабли. Он и внешне выглядит воином – высокие рост, разлет плеч, толстые, перевитые жилами запястья. Сильный и упрямый, это видно по особому, бычьему взгляду, по напряженному сопенью, раздувающему широкие, чуть вывороченные наружу ноздри.

С другой стороны («Брат, брат, как тебя все-таки не хватает…»), была в поведении Сутулого какая-то раздражающая суетливость. Даже не во взгляде, не в голосе – в непрестанно сжимающихся и разжимающихся пальцах, в частом, зябком передергивании плечами, в сдержанной, неуловимой дрожи большого тела, словно ярл когда-то замерз и никак не может как следует отогреться. «Или Гуннар Косильщик когда-то подкосил отвагу Торми Сутулого, убив его родных братьев? – думал Рорик. – Правильно говорил дядька Якоб – суетлив тот, кто не уверен в себе. А не уверен в себе, – значит, слаб…»

Угли в очаге потрескивали, дышали малиновым жаром, пиво медленно остывало, а ярл Торми все говорил и говорил.

Слишком много слов для человека, уверенного в собственной правоте…

Рорик оказался прав – Торми Сутулый прибыл к нему в фиорд, чтобы предложить союз против Миствельда. Остается вопрос – нужен ли ему такой союзник? И вообще, нужно ли ему воевать с островной дружиной?

«Все-таки мир меняется, и меняется не в лучшую сторону», – думал он, делая вид, что внимательно слушает. Он сам изменился с годами, как-то незаметно расставшись с романтическим упорством юношеских порывов.

В самом деле, что бы ответил молодой ярл на подобное предложение зим десять-пятнадцать назад? Высмеял бы, не иначе! Сказал бы – собрался мстить, значит, мсти, суждено умереть во имя мести, значит, умри! Сразись с Косильщиком, Торми, и положись в остальном на волю богов! Вызови на поединок и сражайся мечом, зубами, ногтями – только так подобает мстить воину! Сказал бы… А теперь он прекрасно понимает Сутулого, который хочет отомстить и остаться в живых. И еще нажиться на мести, если повезет.

Положа руку на сердце, он, Рорик, сам хочет отомстить и остаться в живых, поэтому никогда больше не выйдет против Сьевнара Складного на равном оружии. Стал умнее. Или – хитрее?

Сьевнар – избранник судьбы и богов, говорил ему перед смертью дядька Якоб, не борись с ним.

Если бы бревна не разошлись… Свой страх Рорик до сих пор вспоминал. И особую, тоскливую обреченность – погибнуть вот так, глупо, в расцвете лет и жизненных сил, умереть от рук бывшего раба, ставшего ратником только прихотью случая… Не просто глупо, есть в этом какая-то высшая, жестокая несправедливость!

Избранник судьбы? Нет, Рорик не мог согласиться с этим. И знал, что никогда не сможет. Пусть Сьевнар сочиняет свои звонкие висы, пусть научился искусно владеть мечом, но избранник судьбы – слишком много для этого мальчишки. Получается, Сьевнар – избранник, а ярл Рорик – нет?

Такого не может быть, потому что не может быть никогда!

Якоб был мудрым человеком, но в старческом слабосилии даже он начинал заговариваться, вывел для себя конунг.

А страх…

Наверное, все знаменитые воины рано или поздно сталкиваются с таким черным страхом. И носят его в себе, хотя и не подают виду, давно догадался Рорик. Они не виноваты, в этом никто не виноват, меняется сам Мидгард. Седые легенды рассказывают о воинах, не знавших страха совсем, но это было давно, когда-то. Теперь не то. Не те люди, не те времена. Честь, доблесть, упоение смерти в бою остаются в древних преданиях и поэзии скальдов, а дети Одина все больше упирают на полновесную монету. Не сражаться и умереть, а победить и разбогатеть – вот девиз наступающих новых времен. Это подтверждает его мысль, что стареют не только люди, Мидгард тоже постарел, жизнь вокруг становится все более расчетливой и жесткой, как невыделанная шкура кабана. Может, наступит время, когда и доблести, и любви, и мужскому братству, и тяге к скитаниям установят твердую цену в золоте, серебре или мешках с зерном.

В сущности, это будет очень скучный мир, тот, где всему есть цена, вдруг пришло ему в голову. Пусть хранят его боги – жить в том Мидгарде, который состарился окончательно!

В то же время Рорик непроницаемо смотрел на гостя, слушал, кивал, поддакивал, сочувственно крутил головой. Впрочем, кивал и крутил достаточно неопределенно, чтобы это можно было принять за согласие.

Когда раб принес ярлам уже третий подогретый кувшин, Торми, наконец, решился. Прервав на полуслове собственное рассуждение о достоинствах и недостатках клинков разных стран, он без всякого перехода, прямо заговорил о Миствельде. Мол, этот гнойный нарыв на побережье уже надоел так, что хуже и не бывает. Боги-свидетели, не он один, большинство вольных ярлов имеют зуб на островную дружину, куда, как помои в яму, стекаются самые непокорные и дерзкие воины. Да кому бы рассказывать, только не ярлу Рорику, чей воин Сьевнар убил его брата и до сих пор пребывает на острове свободно и безнаказанно… Кто на побережье не знает, как Неистовый пытался отомстить! Кто не знает, что только по недосмотру богов, по нелепому стечению обстоятельств скальд еще живет и дышит, еще и сочиняет свои корявые висы…