Николай Бахрошин - Викинги. Скальд

– Сельга!

Нет, она так и не увидела его лица. Всего лишь голос, который раздавался теперь куда отчетливее.

– Сельга, слушай, Сельга… Мальчику плохо, Сельга, очень плохо… Помоги ему, Сельга… Велеса проси, напомни ему… Помоги мальчику, Сельга, помоги…

Сельга! Сельга! Сельга!

Казалось, он так часто повторял ее имя, что оно отдавалось в ушах, как приглушенное эхо отдается в ущельях бесконечными повторениями.

И все-таки голос чуть-чуть другой, сообразила она. Похожий, и словно бы не похожий, отстраненный какой-то, безликий.

Почему так, она не понимала. Живым не дано понять мертвых. Сельга только догадывалась, что там, за небесами, за ветвями Мирового Древа все по-другому, настолько по-другому, что люди и представить себе не могут своим скудным умом.

– Велеса проси, Сельга, напомни ему…

Конечно, хотелось его расспросить о многом, но она сдержалась. Нельзя расспрашивать мертвых, они сами скажут все, что могут поведать живым. Смерть – это тот порог, который переступают лишь в одну сторону, так устроили мир всемогущие боги. Если узнаешь лишнее – назад можно и не вернуться, чувствовала она.

А потом она вдруг ощутила, что Ратня больше нет рядом. И ничего нет – ни тумана, ни безвременья, ни бесконечного каменного поля мертвых…

Сельга проснулась. Открыла глаза, увидела над собой потемневший потолок избы, и не сразу сообразила, где находится. Лежала как будто в холодной испарине, слушала удары гулко бухающего сердца…

Просить Велеса, напомнить ему? Будет просить!

Сельга вышла из дома, едва начало рассветать. После сонного тепла избы осеннее утро облило ее влажным, грибным холодком.

Вокруг было тихо и мирно. Серая дымка закутывала темные деревянные избы, сараи, загоны, хлева для скотины, широкие общественные амбары, делая все каким-то неотчетливым. За селом – поля, выжженные под пашни. Топор и огонь далеко отодвинули зубчатую кромку леса. Большое селение родичей-поличей вольно разбросалось на пологом берегу одного из притоков Лаги. Приток мелкий, воробью по колено, не только чужая ладья, лодка-долбленка не проползет. Зато – безопасно, водной дороги здесь нет, поэтому и выбрали когда-то это место. А что мелко – не страшно, неподалеку от селения мужики устроили запруду наподобие бобровых, получилось целое небольшое озеро, так что воды хватало и скотине, и людям.

Обычное осеннее утро. А у нее – все еще сон перед глазами. Родичи, уважительно называющие ее Видящей, даже, наверное, представить себе не могут, каково это – видеть. Конечно, способность к пророчеству – это дар богов, но – тяжелый дар, порой – неподъемный.

На этот раз Сельга отправилась на родовое капище поличей не во сне, наяву. Давно не была, не любила там бывать, после смерти любимого. Но сейчас чувствовала – надо…

После гибели Ратня, последнего волхва рода, капище стояло пустым. Но родичи до сих пор приходили сюда, как и встарь, приносили подарки богам, мазали подножия высоких чур жертвенной кровью. Потом, склонив головы, шептали о своем, сокровенном. Самые бойкие пололи траву, даже подновляли ветшающую избу волхвов, выметая оттуда сор и выгоняя мелкое лесное зверье. Старались таким образом заслужить больше божественного внимания.

«Обратно сказать, неизвестно – доходит ли их почтение или просто так?» – сокрушались многие. Волхвов нет на капище, а без них – кто скажет? Самые нетерпеливые давно уже порывались пригласить на капище других волхвов, из дальних родов. Волхвы – они ведь не делят себя по родам, как обычные люди. Как-то по-своему ведут родство, от самого Велеса считают. Их можно позвать, и они придут.

Доходит! – успокаивала Сельга мнительных. А что касается капища – ему не век пустым стоять, найдется и у него хозяин. Так должно быть, и так будет! Боги сами приведут, кого надо.

Ей верили, конечно.

Сельга знает, Сельга зря не скажет. Ведунья! – кивали друг другу старейшины…

«Просить Велеса? Буду просить! Надоем, а буду! Сколько понадобится, столько и буду напоминать хитроумному богу про его оберег! Пусть не спит, пусть выполняет обещанное!»

Это повторяла про себя Сельга, опускаясь на землю перед темными, высокими чурами. Она всегда знала, чувствовала, что ее первенец жив. Да и парень Витень, из оличей, что тоже был в плену у свейской дружины и сбежал прямо с ладьи, нырнув в реку, впоследствии рассказывал на торжище, как все случилось. А мужики-родичи ей пересказали. Потом она сама разыскала малого, расспросила подробнее. Витень таращил глаза от любопытства, запинался от робости перед знаменитой ведуньей поличей, но отвечал толково. Именно от него Сельга узнала, что сынок Любенюшка не пропал, не потерялся в лесу, а увезен свеями…

Конечно, Сельга понимала, каково это – просить богов. Наверное, лучше, чем кто-нибудь из родичей понимала: боги, потешаясь по-своему, могут так выполнить просьбу смертного, что устанешь потом колотиться головой о стену. Волком выть будешь, пальцы себе кусать, наказывая себя за былую глупость, – зачем просил у богов то, что получил, наконец. А они – выполнили, не поскупились, разве нет? Хотел, просил – получай, человече, полной мерой! Только смотри, пробуй, не надорвешь ли пупок – поднять то, что выпросил у богов?

Они, пресветлые боги, тоже любят показать свое превосходство. Точно как люди, которые даже в малых делах редко обходятся, чтоб не выделить себя среди остальных. Люди любят чувствовать свое превосходство, и боги также любят его показать, усмехалась Сельга. Не от их ли плоти и духа пошел по земле человек? Не от богов ли? Так что и пенять нечего, если вдуматься, понимала она.

А может, все по-другому. Не просто из потехи или зловредности наваливают боги на человека неподъемную ношу его собственных просьб и желаний. Испытывают. Показывают таким образом, что и с желаниями надо быть осторожнее, желать тоже надо учиться – это тоже наука, которая постигается с прожитыми годами.

Кто знает…

А уж Велес Круторогий – хитрее хитрого будет. Это точно! Ведь именно он, Коровий Бог, придумал и волшбу, и чародейство, и колдовство, и еще много чего придумал, подарив смертным такие возможности, что приближают к богам. Пустил по Яви божественную, волшебную силу, отдал ее людям, и теперь забавлялся, наблюдая, что из этого получилось.

Коварный бог. Лукавый. Многоликий не меньше Семаргла. И добро, и зло, и стариковская мудрость, и юношеская насмешка – все смешалось в нем полной мерой. Пожалуй, в этом он ближе всех к людям, понятнее в этой своей непредсказуемости! – думала иногда Сельга. Вот и почитают его особо от остальных. Волхвы – те прямо ведут свой духовный род от хитроумного Велеса.

Обращаясь к Велесу, Сельга никогда не могла сказать, чем закончится ее просьба. Хотя бы – выслушает ли он ее? А выслушает – так услышит ли?