Николай Бахрошин - Викинги. Скальд

Только тут Рорик вдруг окончательно понял, что его брат, его маленький Альв – умирает. От подлого удара в спину, кинжалом – в спину! И виновник убийства где-то совсем рядом…

Заперли его? Так не запирать нужно было! Привязать между двух молодых и упругих деревьев, чтоб те разорвали его на части – вот что нужно! Впрочем, нет, не так! Это тоже слишком простая и легкая смерть!

Горячая, широкая ярость волной захлестнула его, оторвала от ложа умирающего, вздернула на ноги, судорогой свела сжатые кулаки.

– Убью! Сегодня же! Сейчас!

Люди, толпившиеся вокруг ложа, отпрянули. Конунг сам не заметил, как в руке у него оказался меч. Огонь смоляных факелов, развешанных на балках вдоль длинных стен, бросил на начищенный клинок пригоршню красноватых отблесков…

Теперь окружающие откровенно шарахнулись в стороны.

Сильная, широкая ладонь перехватила его запястье. Якоб-скальд, бывший дядька, навалился на плечи, задышал ему в самое ухо:

– Подожди, конунг, не спеши! Убери оружие, Рорик! Разобраться надо…

Но даже не этот привычный голос, которого он слушался еще мальчишкой, привел его в чувство.

– Брат… Рорик… – прошелестел Альв.

И конунг услышал его. Бросил меч в ножны, снова опустился перед ним на колени, опять бережно подхватил ладонями его руку.

– Я здесь, брат! Я с тобой!

– Хорошо…

– Альв, ответь, это был поединок? – лохматая голова Якоба возникла где-то совсем рядом. – Вы дрались со Сьевнаром Складным? Или он напал на тебя со спины? Ответь, это нужно знать!

Конунг неожиданно почувствовал злость на дядьку. Чего он хочет, зачем пристает к братишке? Не теперь бы, не сейчас…

Но Рорик сдержал себя. Дядька прав, это нужно знать. Старый Якоб никогда не теряет головы по горячке, хотя это и злит порой.

– Ответь! – наклонялся скальд к умирающему. – Вы честно сражались или он напал?

– Ответь, брат! – попросил Рорик.

– Рорик… Брат…

– Я здесь!

– Он напал на меня, Рорик… Ударил сзади… Я не успел заметить, как он напал… Если бы я заметил, я бы убил его… Не заметил… Веришь?

Он говорил медленно, еле слышно, и Рорик почти физически чувствовал, как трудно, как больно ему говорить. Боль брата словно бы передавалась ему. В груди у конунга закололо, как будто у него тоже торчал кинжал между лопаток.

– Ты веришь мне, Рорик? Напал… Внезапно… Ты отомстишь за меня? Ты убьешь его?

Рорику показалось, что ладонь брата чуть шевельнулась в его руках, пытаясь сжать пальцы.

– Я обещаю! Я клянусь тебе, брат! Я отомщу за тебя, и пусть боги станут свидетелями моей клятвы!

– Хорошо…

Альв улыбался?

Рорик видел – кровь, пузырившаяся на бледных губах, стала гуще, чернее, пошла обильнее. Начала стекать на меховой покров неторопливой, тягучей струйкой. Светлые, полуоткрытые глаза брата неподвижно застыли, и ему показалось, что в них тоже заиграли красные, кровавые отблески, как на холодном клинке.

Рорик, конечно, не мог знать, что Альв действительно хотел улыбнуться.

Брат обещал отомстить и, значит, сделает это! – успел подумать младший владетель. Значит, он убьет Сьевнара! А с другой стороны – если к этому мальчишке так благосклонны боги, то и он может убить Рорика. Значит, кто-нибудь их них погибнет, а может – оба… Оба, которых он ненавидел… Это хорошо, это правильно… Пусть их…

Потом он умер.

Рорик сам закрыл брату веки на неподвижных глазах, а потом словно бы отстранился от всего. Сел на лавку возле пылающего очага, завернулся в плащ, как будто озяб, и молча смотрел на огонь.

Вокруг умершего ярла началась суета, обычная, когда в доме появляется мертвый. Толпились ратники, перекладывая и расправляя тело, причитали женщины, красавица Сангриль, осторожно потирая набухающую опухоль вокруг глаза, тонко, вполголоса подвывала, старухи спорили шипящим шепотом, как лучше, способней обмыть и обрядить умершего.

Рорик не оглянулся ни разу. Сидел неподвижно, не отрывая взгляда от приплясывающего пламени.

Домашний мальчишка-раб, посланный кем-то из женщин, рысью принес жбан пива, налил конунгу в его обычный кубок из черепа герцога франков, окованного для богатства и прочности серебром и помещенного на массивную серебряную ножку.

Герцога, как называли франки военного правителя области, когда-то убил отец Рагнар, Победитель Великана. Он же велел сделать из его черепа чашу, которая потом перешла к Рорику, как к старшему сыну. Было приятно пить из кубка отца и время от времени вспоминать о том, что этот череп когда-то командовал целым войском. А пришли свеоны на деревянных конях, и гордый герцог превратился в обычную настольную утварь…

Рорик выпил пиво, не глядя поставил кубок рядом с собой, и опять сидел.

Раб предусмотрительно оставил жбан рядом с ним, но конунг как будто не видел его. Наконец, глупый раб догадался снова налить и подать ему кубок. Рорик выпил.

В третий раз конунг не стал пить. Выплеснул пиво на раба и швырнул в него тяжелым кубком. Серебряная окантовка рассекла тому щеку, и череп герцога покатился по полу. Раб на четвереньках кинулся догонять.

Больше, уважая горе, конунга никто не тревожил. Обитатели поместья косились на него, видели, как правая рука Рорика то нащупывает на поясе рукоять меча, то сжимается в кулак, то разжимается, словно сама собой, а то сильно постукивает костяшками по деревянной лавке. Глаза при этом оставались все так же уставлены на огонь, как у зачарованного.

Его отец, Рагнар Победитель Великана, тоже был таким сдержанным! – понимающе переглядывались те, кто постарше. Кто не помнит, как конунг Рагнар умел обуздать свой гнев и ярость? Но уж если они выплескивались наружу, то уж лучше было оббегать его дальше, чем опытный лучник кидает стрелы. Это тоже помнили.

Якоб-скальд подошел к Рорику, когда покойника уже унесли. Сел рядом, щелкнул пальцами, раб тут же подал ему чистую чару. Дядька налил себе пива, начал пить мелкими глотками.

Конунг раздраженно дернул головой в его сторону, но ничего не сказал, отвернулся. Они так и сидели молча – конунг пристально смотрел на огонь, скальд неторопливо пил, пришлепывая губами.

– Мне жаль, что ты потерял брата, Рорик, – сказал дядька через некоторое время.

– Мне тоже жаль! – коротко бросил конунг.

Покосился на дядьку и опять отвернулся.

Якоб-скальд словно бы не замечал его состояния. Медленно допил чару, налил еще.

Снова пил, обстоятельно вытирая ладонью усы и бороду.

– Я не хочу утешать тебя, Рорик – воин и конунг не нуждается в утешениях. Я не хочу напоминать тебе о том, что судьбу каждого отмеривают девы-норны – ты и сам это знаешь… – начал он размеренно и неторопливо, словно рассказывал за пиршественным столом длинную драпу.