Антон Кротков - Загадка о русском экспрессе

Под грузом улик «кавалер» скис и вел себя, как тряпка. Когда его запирали в купе, в котором он должен был провести остаток пути до Могилева, у этого взрослого мужчины текли слезы по щекам, как у мальчика. Бедняга попросил принести ему Библию.

— Я отдам вам свою, — великодушно пообещал арестанту доктор.

— Страсти погубили меня! — пожаловался ему «кавалер», ища сочувствия. — Клянусь своей матерью, я не знаю, откуда у меня взялась злополучная записка, из-за которой погиб журналист!

Фабрикант же был удивлен жалким видом пойманного злодея:

— Ведите же себя, как мужчина! Хватило же вам смелости убить трех человек.

— Но я не убивал! — полным отчаяния голосом воскликнул «кавалер». — Вы же сами, Савва Игнатьевич, недавно находились в подобном положении, когда вас подозревали в преступлении, которого вы не совершали. Почему же вы не хотите понять меня.

Эта реплика заставила промышленника покраснеть. Он сердито буркнул:

— Ничего не поделаешь. Коль влип, сам выбирайся или пропадай!

* * *

Только под утро Сергей смог вернуться в купе, чтобы немного поспать. Сквозь сон ему слышались странные металлические звуки, приглушенные вагонными переборками, словно в одном из купе на пол уронили что-то металлическое и массивное…

Проснулся Сапогов от паровозного гудка. Вагон дрогнул, качнулся и двинулся в путь, все увеличивая скорость. За окнами проплывали еще дымящиеся руины разрушенной ночным авианалетом станции. Незадолго до отправления поезда в купе принесли завтрак. После бессонной ночи все выглядели не лучшим образом, и только фабрикант имел бодрый, отдохнувший вид. Он рассуждал о машине, учинившей ночью настоящую мясорубку, с не меньшим аппетитом, чем поглощал приготовленный специально для него бифштекс с кровью:

— Только творениям графа Цеппелина под силу совершать такие дальние рейды за четыреста — пятьсот верст от линии фронта, — глядя на остовы обгоревших вагонов и груды битого кирпича, не скрывал своего восхищения промышленник. — Пока немцы способны строить такие корабли, мне трудно представить, что их можно победить. Дирижаблям не нужно много горючего. Ни один бомбардировщик на такое не способен. Многодневные рейды в глубокий тыл противника для их экипажей — рутинное занятие. Подобно крейсерам-рейдерам, цеппелины способны появиться в любом месте, нанести мощный удар и безнаказанными скрыться в неизвестном направлении. Англичане, которых веками спасали от завоевателей Ла-Манш и мощный флот, уже не считают себя живущими в неприступной крепости. На большой высоте воздушные левиафаны регулярно пересекают пролив, чтобы бомбить Лондон. И положение британцев, по всей видимости, будет только ухудшаться. Я слышал, что со стапелей верфи Цеппелина уже сошел гигантский дирижабль LZ-104, развивающий крейсерскую скорость 80 верст в час, способный нести девять тонн бомбовой нагрузки на расстояние до 20 тысяч верст. Ему вполне под силу без дозаправки пересечь океан в оба конца — достигнуть берегов Америки и вернуться обратно в Европу. На его борту в специальных ангарах будут храниться пять самолетов. Если германские промышленники в ближайшее же время сумеют построить флот гигантских дирижаблей, то Америка и Англия могут и не устоять. Тогда мне страшно подумать, какое будущее нас ожидает…

* * *

Вскоре после полудня на третий день пути поезд прибыл в Могилев. В вагон важной походкой вошел великолепный офицер с аксельбантом генштабиста через плечо. Он встречал курьера. Новость о гибели гонца обескуражила его. Еще больше он заволновался, когда осмотрел те документы, что уцелели:

— Здесь не хватает самого важного! — не сдержавшись, скандализированным тоном воскликнул при посторонних визитер.

В связи с возникшей чрезвычайной ситуацией отправление поезда было задержано. У входа в вагон немедленно был поставлен солдат-часовой. Началось паломничество людей в форме. Вслед за железнодорожной полицией нагрянула военная жандармерия, затем делегация растерянных полковников из царской ставки. Последними появились двое статных, хорошо одетых мужчин. Черты их лиц были мужественными и резкими. Они были из местной контрразведки.

Как и их предшественники, контрразведчики начали с того, что самым тщательным образом осмотрели все закоулки спецвагона. Они чуть было не выявили сообщника главного подозреваемого, когда один из контрразведчиков обратил внимание на то, что стоящий возле печи проводник что-то ворочает в ней кочергой. Это вызвало подозрение у «охотников на шпионов», которое усилилось, когда они достали из печи несколько не успевших обратиться в пепел обрывков какого-то документа. Строгие офицеры потребовали у железнодорожника объяснений. Перетрусив, проводник признался, что нашествие разного начальства испугало его, и он решил сжечь накладные на полученные продукты, которые успел продать по дороге — хозяину буфета на одной из станций.

Изучив сохранившиеся фрагменты преданного огню бланка, контрразведчики убедились, что мелкий воришка не соврал им. Поле этого они сразу потеряли к нему интерес.

Ничего не найдя в вагоне, сотрудники местной контрразведки взялись за главного подозреваемого. Они обыскали его, попутно распарывая швы на одежде и отрывая подошвы сапог в поисках тайника. Та же участь постигла многие личные вещи предполагаемого шпиона. Однако ничего найдено не было.

Тогда контрразведчики перешли к допросу. Разговор велся в купе, в котором «кавалер» содержался под арестом. Доктора и Сапогова господа из серьезного учреждения попросили присутствовать в качестве свидетелей. У Сергея создалось ощущение, что местные коллеги полковника Гарина знают о его миссии, хотя напрямую они не обмолвились с ним о его задании ни словом.

«Кавалер» напоминал барахтающегося в проруби человека, который отчаянно пытается выползти на хрупкий лед, пока еще есть силы и мышцы не свело судорогой. Но шансов спастись у него было мало, ибо стоящие на краю полыньи наблюдатели тут же сталкивали его обратно в ледяную воду. Во всяком случае, именно так происходящее выглядело со стороны.

— Меня обвиняют без причины! — молил о справедливости «кавалер».

— Без причины? — как будто удивился один из контрразведчиков. — Вы знаете причину не хуже, чем я. Вы говорите, что служите при штабе фронтом. Это так. Но ваша основная деятельность — это шпионаж по заданию второго отдела австрийского генштаба.

— Вы принимаете меня за кого-то другого. Я не шпион, никогда им не был и не буду.

— На человека несведущего ваши слова, возможно, и произвели бы впечатление, но не на нас, — сухо произнес второй контрразведчик. — Не далее как до конца этого дня мы будем иметь убедительные доказательства вашей изменнической деятельности.