Мишель Зевако - Любовь шевалье

Толпа расступилась перед хлыстом шевалье. Тигры, волки, шакалы — все эти жалкие хищники пятились, убегали, спасались…

Пардальяны влетели в безлюдный проулок…

Итак, отец с сыном попали на какую-то улочку. Куда она могла их вывести, они не знали. Однако та толпа, которая любовалась на площади зверствами Ортеса, а потом пятилась, напуганная грозным хлыстом шевалье, внезапно расхрабрилась, увидев, что два смельчака скрылись в проулке. Самые отважные двинулись вслед за Пардальянами. Шевалье бежал впереди, в двух шагах за ним — Пардальян-старший с кинжалом в одной руке и со шпагой в другой. Рядом несся счастливый Пипо…

Услышав за спиной шум погони, оба Пардальяна резко повернулись к преследователям лицом. И снова, в который раз за этот день, два человека встали против воющей толпы. Проулок был неширок, и атакующие наступали узким фронтом. Но напор их все время возрастал.

Отец с сыном сражались, словно сказочные рыцари. Они отступали, но хлыст шевалье свистел в воздухе, нанося удар за ударом и оставляя кровавые отметины на лицах. Кинжал и шпага ветерана, будто когти тигра, терзали преследователей. Пипо пятился назад с грозным рыком; глаза его горели, как уголья. Те, кто отваживался сунуться слишком близко, тут же отскакивали назад; Пипо безжалостно кусал их за ноги…

Пардальяны отступали… Но куда? Неизвестно…

Вдруг за их спинами, шагах в двадцати, раздался страшный взрыв. Тут же послышался грохот: видимо, обвалилась стена. Пардальян-старший кинул быстрый взгляд назад. Он увидел, что проулок выходил на широкую улицу. А там тоже ревела толпа. Ветеран не сообразил сразу, в чем дело. Видимо, чернь штурмовала какое-то здание. Как раз сейчас нападавшим удалось взорвать одно из примыкавших к дому строений…

Перед Пардальянами бесновалась обезумевшая от ненависти толпа, и они были вынуждены, отбиваясь, отступать. А позади еще одна орда фанатиков осаждала дом, и отец с сыном неминуемо должны были с ней столкнуться. Пардальяны оказались между двух огней…

И случилось неизбежное: обе толпы слились. Отца и сына отбросило к отрядам, штурмовавшим дом. Они ничего не могли толком разглядеть: улица, на которую их вышвырнул людской поток, была затянута дымом; пыль стояла столбом; выстрелы из аркебуз сливались с криками нападавших.

Образовалась чудовищная свалка; кони давили людей, все смешалось. Пардальянов кидало из стороны в сторону, втягивало в водоворот, перед их глазами мелькали чьи-то перекошенные лица, сверкали клинки, раздавались проклятия.

Наконец их прижало к стене, и они заметили в двух шагах от себя широкую лестницу: ступени ее были разбиты, перила сломаны, и сама лестница, казалось, вот-вот рухнет. Они ринулись вверх и поднимались, поднимались, поднимались, не представляя, куда ведет эта чудом державшаяся лестница. Их никто не преследовал: уж очень жутко выглядели возвышавшиеся над развалинами лестничные пролеты, окутанные клубами черного дыма.

Отец с сыном одолели всю лестницу и оказались на узкой площадке, где раньше, видимо, была дверь. Но теперь, после взрыва, лестница вела в никуда. Последний марш упирался в высокую глухую стену. Одним прыжком Пардальяны взлетели на гребень стены. Едва они взобрались наверх, как за их спинами раздался оглушительный грохот и поднялось густое облако пыли и известки: лестница все-таки рухнула.

Сидя на гребне высокой стены, Пардальяны очутились между небом и землей. Вверху плыли клубы дыма и ревели колокола, а внизу разворачивалось кровавое действо…

Шевалье нагнулся и глянул вниз, но не в ту сторону, где только что обрушилась лестница, а в другую. Он всматривался в пелену колеблющегося дыма, пытаясь что-нибудь разглядеть в кипевшей у подножия стены толчее. И тут душа его содрогнулась… Сердце шевалье бешено заколотилось, губы задрожали, а в глазах застыло отчаяние…

Так что же он увидел?..

Он увидал двор того самого дома, который штурмовали с улицы. Двор был завален обломками взорванного здания, среди которых валялись трупы. Главная дверь дома была распахнута, и к ней прорывалась орда вооруженных людей. Ее пытались сдержать трое мужчин, сражавшихся на ступенях лестницы со шпагами в руках…

Нападавших возглавлял человек, с неистовой яростью рвавшийся вперед… А среди оборонявшихся выделялся высокий мужчина. Он уже почти обессилел и в отчаянии поднял глаза к небу, взывая к милости Божьей…

Шевалье узнал и того, что вел нападавших, и того, что отчаянно защищался. Атаковал Анри де Данвиль, а оборонялся Франсуа де Монморанси! Два брата встретились лицом к лицу! Жан узнал и дом, подвергшийся нападению. Это был особняк Монморанси!

— Черт! — рявкнул шевалье де Пардальян.

Анри де Монморанси, маршал де Данвиль двинулся в путь с первым же ударом колокола в Сен-Жермен-Л'Озеруа. Его отряд в боевом порядке следовал за ним. Впереди шли двадцать пять приближенных дворян; затем триста наемников-кавалеристов; за ними катились три двухколесные повозки, груженные порохом, и шагали двести рейтаров, вооруженных аркебузами.

Они прошли совсем немного, когда маршал де Данвиль, поручив командовать отрядом одному из дворян, помчался вперед в сопровождении тридцати верховых. Этот авангард быстро подлетел ко дворцу Мем. На его воротах по-прежнему висела прибитая перчатка, которую оставил там Франсуа де Монморанси, вызвав брата на поединок.

И вот теперь Анри подошел к дверям своего покинутого жилища и крикнул:

— Эй ты, Франсуа де Монморанси, ты бросил мне перчатку?

И Анри с размаху ударил по перчатке кулаком. Тридцать всадников, недвижно застыв у него за спиной, взирали на своего господина. А на улицах уже начиналась резня, мелькали огни, слышались вопли и выстрелы.

Данвиль опять ударил по перчатке и срывающимся от бешенства голосом заорал:

— Где ты, Франсуа де Монморанси?! Посмотри: я поднял твою перчатку и принимаю вызов!

Он отодрал перчатку от ворот, прикрепил ее к луке седла и в третий раз крикнул:

— Ты трус, Франсуа де Монморанси. Ты не пришел принять мой вызов! Значит, я явлюсь к тебе!

Данвиль вскочил в седло, пустил коня галопом и вскоре присоединился к своим основным силам, которые переправлялись по Большому мосту через Сену.

Маршал Монморанси, как мы помним, нечасто появлялся при дворе: старая королева его ненавидела, король подозревал в связях с Гизами… Так что Франсуа ничего не знал о готовящейся резне. Но даже если бы до него дошли какие-то слухи, он все равно не тронулся бы с места: он и представить себе не мог, что кто-нибудь осмелится атаковать дворец Монморанси.

Итак, Франсуа знал, что его недолюбливают, но не предполагал, что является намеченной жертвой. На всякий случай он принял меры предосторожности. Во дворце жили несколько дворян; были среди них и католики, и гугеноты, но все они верно служили престолу и ненавидели войну. Эти люди и составляли двор герцога де Монморанси.