Мишель Зевако - Заговорщица

Вечером во время большого приема в замке сторонники Гиза казались довольными и счастливыми; более того: они позволяли себе насмешливо поглядывать в сторону Генриха III.

Король пообедал с большим аппетитом, что с ним случалось нечасто. Он совершенно не обращал внимания на странности поведения герцогской свиты. Но от многих других не ускользнула ни одна деталь. Конечно, среди проницательных наблюдателей оказались и королева Екатерина, и ее астролог Руджьери.

Астролог находился в небольшой комнате рядом с обеденным залом и через отверстие в стене мог незаметно наблюдать за королем и его гостями. Сюда его привела королева-мать и велела во время обеда внимательно следить за братьями Гизами. Никогда еще старая королева так не тревожилась за сына. Она чувствовала приближение несчастья. В веселых, довольных лицах Гизов и их приверженцев ей виделась угроза ее обожаемому Анрио.

Что касается короля, то он в душе ликовал, но вовсе не потому, что примирение с Гизом могло принести мир исстрадавшимся подданным. Нет, просто Генриху III очень хотелось вернуться в Париж!

За королевским столом обедали маршал де Бирон, де Вилькье. дю Га, Крийон, трое Гизов и несколько видных деятелей Католической Лиги. Приглашенных рассадили вперемешку — так, чтобы рядом с роялистом непременно оказался сторонник Лиги. Король сидел в кресле, на небольшом возвышении, и оживленно беседовал с сотрапезниками:

— Клянусь Шартрской Божьей Матерью… Кстати, покидая Шартр, я поднес церкви в дар пелену из золотой парчи… хотел бы я видеть физиономию проклятого Беарнца, окажись он здесь, рядом с нами! При одной мысли о нем меня смех разбирает!

И король действительно расхохотался. За ним рассмеялся герцог де Гиз, потом все сидящие за столом, а затем к ним присоединились и все стоявшие в обеденном зале придворные.

— Мне кажется, я так и слышу его голос: «Черт бы вас всех побрал!» — при этом Генрих так удачно изобразил южный акцент короля Наваррского, что окружающие прямо-таки захлебнулись от смеха.

— Кстати, сир, а вы знаете, чем занят в данный момент Генрих Наваррский? — спросил кардинал де Гиз.

— Ей-богу, нет! А вы, герцог?

— Я тоже не знаю, — ответил Гиз, — но думаю, мой брат сейчас нам что-нибудь об этом расскажет.

— Так вот, сир, — продолжал кардинал, — он возвратился в Ля Рошель и председательствует на всеобщей ассамблее протестантов.

— Значит, гугеноты тоже созвали что-то вроде Генеральных Штатов? — ехидно поинтересовался король. — Что ж, пусть королек собирает кого угодно. Теперь он нам не страшен. Если мы выступим против Генриха Бурбона, то с Божьей помощью и с помощью нашего друга (тут король выразительно взглянул на Гиза) мы непременно разобьем гугенотов.

— Сир, — отозвался Меченый, — только прикажите — и мы немедленно выступим в поход!

— Наберитесь терпения, господа, — ответил Генрих III. — Сначала надо вернуться в Париж. Однако же я уважаю ваш порыв, ибо не будет спокойствия в королевстве, пока Ля Рошель в руках еретиков!

Король с удовольствием осушил бокал вина, и гости последовали его примеру. Так оживленно и весело проходил этот обед. За столом обсуждались самые разные проблемы. Не касались лишь одной темы — созыва Генеральных Штатов, хотя именно ради этого события и прибыли в Блуа депутаты.

После обеда в парадном зале для приемов играли в карты, а потом король поднялся, чтобы отправиться спать. Гизы подошли к нему, желая попрощаться. Герцог склонился в низком поклоне, но Генрих III поднял его, взял за руку и произнес:

— Обнимемся, дорогой кузен, мы ведь теперь братья… друзья!..

Гиз побледнел, однако обнял Генриха III. Затем король в сопровождении слуг удалился в свою спальню. Гизы покинули замок; разошлись по своим комнатам и придворные.

Екатерина Медичи, несмотря на свой возраст и болезни, дождалась конца обеда. Оставшись одна, она направилась в кабинет, где прятался Руджьери. Вдруг в полутемном коридоре навстречу ей шагнул какой-то человек.

— Моревер! — узнала его королева.

— Да, это я, мадам! — ответил, почтительно поклонившись, Моревер.

Он выпрямился, внимательно взглянул на королеву и заговорил:

— Сударыня, перед вами тот самый Моревер, что когда-то стрелял из аркебузы в адмирала Колиньи… С тех пор прошло немало лет, но, полагаю, вы меня не забыли… Я счастлив, что вы узнали вашего верного слугу…

Екатерине Медичи слова Моревера отчего-то показались дерзкими, и она пронзила наглеца мрачным взглядом. Моревер вздрогнул, но королева уже думала о другом. Перед ее взором проходило прошлое, вызванное в памяти неожиданным появлением Моревера.

Королева вновь увидела красные от крови воды Сены, где плавали трупы гугенотов. Увидела она горящий Париж: город напоминал адское пекло, на улицах и площадях оглушительно кричали разъяренные фанатики, стонали умирающие, плакали дети… И старческая бледность на лице Екатерины уступила вдруг место яркому румянцу, а ее холодное сердце учащенно забилось.

Королева глубоко вздохнула и опустила голову, словно воспоминания давили на нее непосильным грузом. Иногда даже самые закоренелые преступники впадают в раскаяние… правда, ненадолго… Но Екатерина была не из тех, кто прислушивается к голосу собственной совести — если, конечно, таковая у нее вообще имелась. Она вновь внимательно взглянула на Моревера и произнесла:

— Да, вы были нам верным слугой и много сделали для моего сына Карла IX.

— О нет, мадам, — возразил Моревер, — чтобы я ни делал, я делал то. только ради вас!

Екатерина несколько удивилась таким словам. Она знала Моревера, знала, что он — человек загадочный и необыкновенный, Ей было прекрасно известно, что просто так, без надежды извлечь для себя выгоду, Моревер никогда ничего не говорит и не предпринимает.

— Господин де Моревер, — неожиданно спросила старая королева, — позвольте узнать, где вы были в день Баррикад?

— О, я понимаю ваш вопрос! — ответил Моревер. — Я служу герцогу де Гизу, служу верно и преданно. Естественно, я выполнял его поручения, содействуя успеху его замыслов. Таким образом, после дня Баррикад я превратился во врага короля, в вашего противника, Ваше Величество… И если королю вздумается отрубить голову герцогу де Гизу как мятежнику, то я тоже умру. Буду повешен… в лучшем случае. Вы это имели в виду, мадам?

— Вижу, господин де Моревер, — улыбнулась Екатерина, — что вы по обыкновению проницательны. Но, думаю, вы искали встречи со мной не для того, чтобы доказать, что прошедшие годы никак не отразились на ваших мыслительных способностях.

— Конечно, нет, мадам, тем более, что Ваше Величество уже изволили отметить мою проницательность…

— Так что же вам угодно? Говорите! Говорите смело, сегодня вообще день смелых заявлений и громких клятв. Хотелось бы также, чтобы вы говорили искренне…