Мишель Зевако - Сын шевалье

Уже темнело. Жеан увидел силуэт юной женщины в одежде работницы, но не разглядел ее хорошенько и не поблагодарил. Она же только шепнула: «Тс-с-с!», повернулась к нему спиной, приложила ухо к замочной скважине и прислушалась.

Наконец она выпрямилась и сказала:

— Ушли.

И тут Жеан смог рассмотреть свою спасительницу. Она была прелестна: стройная, хрупкая, нежная, чуть выше среднего роста. Ослепительно белая кожа; дивный венец рыжеватых волос; ручки и ножки — как у аристократки. Бессознательное достоинство в движениях, серьезное, слегка печальное лицо…

Жеан Храбрый галантно поклонился ей:

— Сударыня…

И вдруг опомнился:

— Да это же ты! Перетта! Сестричка-красотка!

Перетта, сестра Гренгая и возлюбленная Карканя — а это и впрямь была она — ласково улыбнулась. Улыбка ее была полна очарования невинности, только вот при слове «сестричка» лицо ее на мгновение чуть затуманилось. Впрочем, тотчас на румяных губках вновь расцвела ясная улыбка.

Жеан подхватил ее на руки, приподнял, запечатлел на бархатистых щечках два нежных братских поцелуя. Она слегка побледнела и сказала одно лишь слово:

— Пойдемте.

Жеан послушно последовал за ней в домик посреди сада. Неожиданная встреча поразила его еще больше, чем недавняя смертельная схватка.

Давно уже Перетта мечтала выйти замуж за Жеана. Ради этой мечты (а впрочем, еще и из бессознательной врожденной гордости) она оставалась чиста в среде людей, которым чистота была неизвестна. Но вот наступило время — и она нашла в себе силы отречься от своих надежд.

Перетта была умна, сообразительна, на диво серьезна; сердце у нее было благородное и доброе. Все эти качества заменяли ей образованность и воспитание.

Она поняла: Жеан ей не ровня. Нет сомнения — он какого-то очень знатного рода и рано или поздно обязательно узнает об этом. Перетта сказала себе: «Он не может быть моим и никогда не будет. Я сумею разлюбить его.»

Правда, мы не рискнем утверждать, что она не сохранила толику надежды: ведь собой она была очень хороша и знала это. Но свои чувства у нее хватило гордости скрывать. Железная воля помогла ей справиться с любовью или даже вовсе убить ее.

Так продолжалось довольно долго. Но вот Перетта увидела: сердце Жеана занято, принадлежит другой! Она давно этого ожидала, но удар был все-таки тяжел. Воля и тут в конце концов помогла ей смирить свою страсть. Жеан и вправду сделал Перетте много добра — она же, хоть и казалась с виду строга и сдержанна, умела глубоко чувствовать. Она пересилила себя, и вся ее любовь обратилась в чистейшую признательность и сестринскую привязанность.

Но как бы она ни владела собой — всякому ясно: без страданий такие жертвы не приносятся. Вот почему мы видели, как лицо ее затуманилось…

Перетта вошла к себе в рабочую комнату, за ней туда шагнул и Жеан. Здесь она стирала и гладила для богатых клиентов. Посреди комнаты стоял стол, заваленный грудами накрахмаленного белья; кругом на веревках колыхались волны роскошных кружевных платьев и юбок.

У порога Перетта кликнула подручную — кряжистую тетку лет пятидесяти по имени Мартина — и что-то шепнула ей.

Жеан не обратил на это внимания — он пока не пришел в себя.

— Как же ты здесь очутилась… да еще так кстати? — спросил он. Голос его невольно срывался, хотя он и старался говорить весело. — Ты мне жизнь спасла, Перетта! Если бы не ты, Жеан Храбрый непременно бы погиб.

— Полноте! — возразила она, как всегда строго и с достоинством. — Что вы, сударь, так кричите? Вы и сами кое-кого спасли, только так не шумели. Подумаешь дело какое — вовремя дверь приоткрыть!

Жеан засмеялся, чтобы скрыть смущение.

— Да как же ты все-таки здесь очутилась? Что ты здесь делаешь?

— Но это же, сударь, мой дом!

— Вот оно что! Так ты переехала за город?

— Сами видите, сударь.

— Ты так разбогатела?

— Не то что разбогатела, а брат дал мне денег, я на них и завела свое дело. А идет оно хорошо; пожалуй что, если так и дальше будет, я стану даже чересчур уж богатая.

— А все равно как была тихоня, так и осталась, — подтрунивал над Переттой Жеан.

— Ну и что? Если повезло, подвернулось несколько хороших заказчиц — так сразу и в пляс пускаться?

— Какое тут повезло! Просто ты симпатичная, да работаешь как проклятая, да…

— А вам не стоило бы так скакать по комнате, — перебила его Перетта. — Посидели бы, сударь, спокойно, право, лучше бы было.

— Э! — спохватился Жеан. — Это что ты там делаешь?

— А вы разве не видите? Корпию щиплю, бинты готовлю.

— Это еще за каким дьяволом?

— Перевязать вас, сударь, надо.

— Я же совсем здоров!

— Почем вы знаете? Вы, может, сами не понимаете, какие у вас тяжелые раны.

— Да ничего со мной не случилось! Вот ведь дьявол!

— Посмотрим, посмотрим! — ласково, но упрямо возразила Перетта.

— А она что там делает? — спросил Жеан, кивнув головой на Мартину (та возилась с чем-то в углу).

— Стелет вам постель и готовит ужин. Вот только сможете ли вы кушать из-за ран?

— Ты что же, думаешь, я тебя объедать собираюсь? — с шутливым негодованием спросил Жеан.

Она все так же строго и бесстрастно поглядела на него:

— Вы за мной и за матушкой, сударь, ухаживали много недель, ни на миг не отлучались. Без вас мне бы в живых не бывать. А мы ведь вам совсем не родня, хоть вы меня и зовете сестричкой. Мыто, сударь, много лет жили на ваш счет. А я за вами всего пару часов поухаживаю да пару деньков вас покормлю. Вот и судите, в расчете мы будем или нет.

— Да мне это не нужно совсем!

— Вот оно как! — с невыразимым достоинством произнесла Перетта. — Вы, значит, нами, маленькими людьми брезгуете?

— Что ты говоришь такое! — возмущенно воскликнул Жеан.

— Так уж позвольте мне осмотреть ваши раны.

Жеан ласково улыбнулся:

— Сестричка, от всего сердца благодарю тебя — только мне, видишь ли, некогда заниматься всякими пустяками. Мне пора, я уже отдохнул.

Перетта тихонько вздохнула; пальцы ее невольно дрогнули. Она отложила на стол тряпки, которые разрывала на бинты, и сказала:

— Ну куда вы пойдете в таком виде? И думать об этом нечего. Вы только поглядите на себя, сударь: камзол весь порван, от штанов одни лохмотья остались — на что это похоже? А что вы сами весь в крови, я уж и не говорю!

У нее был такой вид, словно она сама была хозяйкой этой одежды и страдала теперь от невосполнимых убытков.

Жеан не без грусти посмотрел на свое изодранное платье. Какие-то там царапины его совсем не огорчили, но потеря камзола была чувствительна: мы ведь знаем, сколько у него оставалось денег. Впрочем, раны тоже беспокоили его, хоть он и не хотел в этом признаться.

Перетта поняла его взгляд.

— Завтра я вам куплю приличную одежду, — решительно объявила она. — А то как же вам такому оставаться?