Мишель Зевако - Сын шевалье

— А, это ты, Саэтта! А я-то думал…

Саэтта же спросил:

— Кого же ты ищешь и о ком ты подумал, сын мой?

При этих словах, произнесенных очень странным тоном, выразительная физиономия Жеана Храброго омрачилась. Он ответил быстро и грубо:

— Почему ты называешь меня своим сыном? Ты же знаешь, что я этого не желаю! Да и не отец ты мне вовсе!

— Верно. — медленно произнес Саэтта, внимательно и сурово всматриваясь в лицо юноши, — верно, я не отец тебе… Однако когда я подобрал тебя на обочине дороги — тому будет скоро восемнадцать лет, — где ты лежал брошенный, умирая от голода и холода, тебе было не больше двух годков… Если бы я не принес тебя к себе, если бы не стал лечить, нянчась с тобой денно и нощно… потому что ты метался в жару… если бы я не сделал всего этого, тебя бы давно не было на свете… А потом, вплоть до того момента, когда я почувствовал, что у тебя уже хватит сил держаться на своих крыльях, кто же заботился о тебе, кормил, воспитывал и учил, кто сделал из тебя здорового, сильного, бесстрашного мужчину? Я, Саэтта! Кто вложил тебе в руку шпагу и открыл все тайны фехтовального искусства, так что ты стал одним из лучших — если не самым лучшим — клинков королевства? Я, Саэтта! Теперь нет тебе равных по отваге, мощи, хитроумию и предприимчивости… ты командуешь людьми, которые не боятся ни Бога, ни черта, но перед тобой дрожат… ты король головорезов, ты приводишь в ужас и отчаяние городскую стражу, а воровской мир носит тебя на руках и ждет только твоего знака, чтобы провозгласить владыкой царства Арго… Кто сделал все это? Я, Саэтта! Но я не отец тебе… И ты ничем мне не обязан.

Тирада эта была произнесена тоном язвительной горечи. Жеан не перебивал Саэтту, и пока тот говорил, не сводил с него глаз, будто ожидал какого-то слова, которого так и не услышал. Когда же Саэтта умолк, юноша встряхнулся, словно желая сбросить тяжкий груз навязчивых мыслей, и проворчал:

— Верно! Все, что ты сказал, верно! Похоже, я просто чудовище… или же ты слишком хорошо воспитал меня, потому что…

— Договаривай, — промолвил Саэтта со зловещей улыбкой.

— Ну что ж! Клянусь адом, я договорю! Когда ты смотришь на меня, вот как сейчас, с этой дьявольской усмешкой, когда обращаешься ко мне с коварной вкрадчивостью, которая приводит меня в бешенство, когда называешь своим сыном и слова твои звучат двусмысленно, я чувствую, я догадываюсь, что ты мне смертельный враг… что все твои благодеяния имеют какую-то скрытую, быть может, ужасную цель… тогда во мне поднимается волна ненависти, и я с трудом удерживаюсь от безумного желания убить тебя!

С ледяным спокойствием Саэтта произнес:

— Что тебе мешает? У тебя есть шпага, у меня тоже… Я был твоим учителем, но ты давно превзошел меня… Тебе со мной легко будет справиться.

— Ад и дьявол! — прорычал Жеан Храбрый. — Именно это меня и останавливает! Я же не убийца! Только это тебе не удалось сделать из меня.

Улыбка Саэтты стала еще тоньше, еще двусмысленнее — если это вообще было возможно. Но внезапно выражение его лица изменилось, и он произнес с притворным добродушием:

— Ты слишком впечатлителен… винить тебя за это нельзя. Такова твоя натура. А я жесток, груб, внешность моя не внушает симпатии… и винить меня за это тоже нельзя… Такова моя натура. Сам я наемник, браво, и из тебя хотел сделать такого же браво. Разве мог я предвидеть, что в тебе однажды проснется благородство дворянина? Трудно мне говорить с тобой на этом чуждом языке…

Он устремил на Жеана странный взгляд и добавил с волнением, от которого предательски дрогнул его голос:

— Я все-таки люблю тебя… Ты… да, только ты у меня остался… Ты единственная связь моя с миром, и больше ничего у меня нет. Я не хочу потерять тебя, а потому постараюсь быть помягче, хотя это и нелегко.

Саэтта говорил, совершая очевидное усилие над собой, — и тот, к кому были обращены эти слова, ради кого совершалось это усилие, почувствовал смутную тревогу. На этом молодом лице, сияющем молодостью и красотой, все мысли прочитывались, как если бы то была открытая книга. Было видно, что он растроган и что пытается найти ответное доброе слово… Но ничего не приходило ему в голову. Отчего?

Словно бы понимая это, Саэтта еле заметно улыбнулся, а затем резко переменил тему разговора:

— Ты не сказал мне, кого ищешь и о ком подумал?

Жеан ударил себя кулаком по лбу.

— Кого я ищу? — вскричал он громовым голосом. — Наглеца, который… Погоди! Ты ведь знаешь мою силу, правда? Ты говорил, да и сам я так считал, что сравниться со мной не может никто в мире! Но сегодня, на этой самой улице я столкнулся с тем, кто сумел удержать меня, как я ни вырывался…

— О! — воскликнул Саэтта, и на сей раз с настоящим волнением. — Неужели? Мне известен только один человек, способный…

— Тебе известен человек сильнее меня?

— Да.

— Его имя?

— Шевалье де Пардальян.

— Клянусь потрохами сатаны! Это он и есть! Именно этого наглеца я искал!

— О! О! — выдохнул Саэтта, не в силах выразить словами обуревавшие его чувства. — Ты знаком с Пардальяном? Ты видел его? Ты ищешь с ним встречи? Хочешь драться… хочешь убить его, да? Говори же!

Волнение его было столь сильным, что передалось Жеану.

— Я же сказал тебе, что недавно столкнулся с ним.

— Так я и знал! Когда-нибудь это должно было случиться… И ты, конечно, будешь драться?

— Да.

— Когда?

— Завтра утром.

— Слава Богу! Я вовремя тебя встретил!

— Ад и дьявол! Что все это значит?

— Только одно: ты не сумел вырваться из рук Пардальяна. Если же ты скрестишь с ним шпагу, он убьет тебя…

— Меня?! Ну это уж слушком!

— Повторяю тебе, Пардальян единственный человек в мире, кто сильнее тебя… Но я не хочу, чтобы он убил тебя! О нет, клянусь Мадонной, нет! Ты сказал, завтра утром? Это так? Ты собираешься драться с ним завтра утром?

— Да, — подтвердил изумленный Жеан.

— Прекрасно! Тогда я спокоен, — сказал Саэтта, обретая свое обычное хладнокровие.

— Спокоен? Почему? Что ты хочешь сказать?

— Только то, что завтра ты можешь уже не опасаться Пардальяна!

— Как странно! — прошептал молодой человек. — Никогда я не видел Саэтту в таком волнении… Стало быть, он любит меня? Да, конечно, любит… Иначе не тревожился бы за меня! Просто голова идет кругом… Неужели я все-таки дурной человек?

Вслух же он спросил грубовато, но со скрытой нежностью:

— Деньги тебе нужны?

— Нет! То есть, давай, — ответил Саэтта, подставляя ладони под вытащенный молодым человеком увесистый кошелек.

На этом они расстались, и Жеан удалился с очень задумчивым видом. Саэтта сверлил ему спину злобным взглядом.

— Завтра утром! — пробормотал он. — Слишком поздно. Ты можешь не опасаться Пардальяна… потому что будешь в руках палача!