Мишель Зевако - Сын шевалье

«Лучше бы я вырвал этот болтливый язык! Дернула меня нелегкая хвастаться перед девкой и тремя головорезами! Ведь я и в самом деле все это говорил, клянусь телом Христовым! О, я безумец! Как мог я такое сказать! Будь проклят тот час, когда я увидел тебя, злосчастная Бертиль!»

Жеан Храбрый, не сводя глаз с зарешеченного отверстия, прилагал все усилия, чтобы казаться безмятежным и равнодушным. Но по лицу его стекали крупные капли пота, и он с замиранием сердца ждал, что предпримет Кончини. Оказала ли должное воздействие на итальянца эта история, выдуманная от начала и до конца, хотя в основе ее лежали реальные события? Только этот вопрос занимал сейчас юношу.

Он чувствовал, что Кончини потрясен до глубины души и изнемогает от страха. Но хватит ли этого, чтобы фаворит вернул ему свободу? Не желая давать передышки итальянцу, потерявшему от испуга голову, Жеан заговорил ужасающе спокойным голосом:

— Представь себя связанным на пыточном станке. Вот начинают вбивать клинья. Ты знаешь, что больше пяти или шести не выдерживает никто. Ты почувствуешь, как у тебя ломаются, дробятся, превращаются в труху кости. Сама плоть твоя возопит о пощаде. И ты признаешься во всем, а это означает смертный приговор. Но прежде, Кончини, тебе отсекут правую руку, раздерут грудь твою раскаленными добела крючьями, а кровоточащие раны зальют кипящим маслом и расплавленным свинцом…

— Довольно! — вскричал Кончини, обезумев от ужаса. — Чего ты хочешь?

Жеан с трудом сдержал рвущийся из души вопль радости. Кончини был укрощен. С силой выдохнув воздух, как если бы с груди его свалился страшный груз, юноша произнес с самым невинным видом:

— Я? Ничего не хочу… и ничего не прошу. Я просто рассказал тебе, что произойдет, если я не приду на встречу с королем. Остальное касается только тебя. Если я умру, то за мою смерть тебе воздастся. Мне этого вполне достаточно. Доброй ночи, Кончини.

Кончини уже открыл рот, чтобы крикнуть: «Я немедленно верну тебе свободу!» Но в этот момент чья-то нежная и одновременно властная рука прикоснулась к его плечу. Мгновенно обернувшись и привстав с блуждающим взором, с исказившимся лицом, он конвульсивно схватился за кинжал — и тут узнал Леонору.

Она сидела на корточках возле него. В прекрасных черных глазах ее светилась любовь и одновременно некая презрительная жалость.

— Ты? — пролепетал изумленный Кончини. — Ты была здесь? Как ты узнала? Как смогла войти?

Не удостоив его ответом, она еле слышно выдохнула:

— Я все слышала! Что ты намерен делать?

Кончини произнес с яростью, но столь же тихо, как и жена:

— Ты все слышала и спрашиваешь, что я намерен сделать? Что мне остается, кроме как открыть дверь и вывести его наружу? Этот негодяй держит нас в своей власти!

— Этого делать нельзя, — промолвила Леонора строго.

— Ты с ума сошла? Или же не поняла, о чем идет речь?

— Поверь мне и подчинись. Откажи ему, — приказала Леонора.

Кончини смотрел на нее так, словно хотел заглянуть в самые глубины души. Он хорошо знал свою жену и понимал, что она задумала какую-то хитрость. Но решиться выполнить приказание все же не мог.

— Ты погубишь нас!

— Напротив, спасу! Делай, что я тебе говорю! — сказал она с холодной решимостью.

Кончини верил в силу этого могучего, мрачного ума. Скрежеща зубами от бессильной ярости, он уступил.

— Будь по-твоему! — прошептал он. — Но если…

— Снотворные шарики! — прервала его Леонора. — Два!

Сделав знак, что понял, Кончини вынул из кармана два шарика размером с небольшую пилюлю и наклонился над решеткой. Мощным усилием воли придав спокойствие своему голову, он насмешливо бросил:

— И ты решил напутать меня подобными глупыми байками? Я едва не заснул, слушая их, мой бедный мальчик!

Жеан пошатнулся.

— Я погиб! — прошептал он. — Что-то произошло наверху… Кончини испугался, я почувствовал это! Он готов был сдаться… голову даю на отсечение! А теперь…

— Пусть твой спутник, — продолжал Кончини, — идет к королю и рассказывает, что хочет… меня это не волнует! Я невиновен и смогу это доказать… если, конечно, понадобится. Ты, дурачок, понадеялся, что испугал меня? Но ты не получишь свободу… ты подохнешь здесь, и смерть твоя будет мучительно-долгой, как я тебе и обещал… ты умрешь от голода и жажды!

С этими словами он выпустил из ладони два шарика.

Жеан не увидел, как упали на землю коричневые пилюли, совершенно незаметные в сумраке темницы. Он не услышал, как они лопнули, ибо это произошло почти беззвучно. К тому же он был слишком потрясен ударом, который нанес ему Кончини. После всплеска надежды наступило горькое разочарование: теперь ничто не могло спасти его от гибели.

Впрочем, он даже не успел толком обдумать свое положение. Внезапно ноздри и горло ему забил невыносимо едкий запах. Машинально вытянув руки вперед, он упал ничком, будто земля ушла у него из-под ног.

Кончини увидел, как рухнул на пол Жеан. Медленно поднявшись, он поставил на место сундук, скрывавший зарешеченное отверстие подземной темницы. Он еще не знал, радоваться ли ему или приходить в отчаяние: гибель врага не могла его не радовать — но лишь в том случае, если это не повлечет смертного приговора для него самого.

Он увлек Леонору в свой кабинет и заговорил жестким, угрожающим тоном:

— Зачем ты помешала мне освободить его? Неужели эта история показалась тебе забавной выдумкой?

Леонора, в отличие от своего взволнованного супруга, выглядела совершенно спокойной. На вопрос его она ответила задумчиво:

— Быть может! Я лучше тебя знаю Жеана. Это безумец со своими понятиями о чести и благородстве. Полагаю, он солгал тебе…

— Если бы я мог быть уверен! — проскрежетал Кончини.

— Естественно, — холодно подтвердила Леонора. — Я ведь и сама не вполне уверена… Но, думаю, он не способен на такую предусмотрительность… слишком уж все выверено и рассчитано! Он, скорее всего, сказал правду, что не имеет склонности к доносительству… Откуда такая рассудительность у браво, у разбойника с большой дороги? Так я думаю, но не уверена в своей правоте. Поэтому будем считать историю его достоверной и заслуживающей всяческого внимания… иначе мы рискуем совершить крупную ошибку.

— Тогда повторяю тебе свой вопрос, — нетерпеливо произнес Кончини. — Зачем ты помешала мне освободить его? Объясни же мне это, Богом молю!

Леонора пренебрежительно пожала плечами.

— Неужели ты не понял, что освободить его, подчиняясь угрозе, — а он именно угрожал тебе! — означает навсегда оказаться в его власти?

— Черт возьми, как не понять? Но что делать? Речь идет о нашем спасении… и этот удар необходимо отразить!