Мишель Зевако - Тайна королевы

Но мысль о том, что сын вступит в борьбу с матерью, была для него непереносима.

Пока ему помогал случай: Бертиль все еще не выздоровела, и Жеан оставался в Сожи подле больной жены. Но Пардальян все же боялся, как бы Жеан внезапно не объявился в Париже.

Чтобы обезопасить себя, Пардальян послал в Сожи Эскаргаса.

Тому было поручено сообщить Жеану, что шевалье вместе с ним и Гренгаем отправляется в далекий путь на поиски малышки Лоизы: шевалье уверен, что напал на след ее похитителей.

Натасканный Пардальяном Эскаргас превосходно справился со своей миссией: Жеан поверил всему, что ему рассказал его бывший приятель, и спокойно остался подле жены. Через два дня Эскаргас вернулся к шевалье.

Теперь Пардальян был спокоен: раз Жеан поверил, что его отец покинул Париж, значит, он туда не поедет.

Отчитавшись об исполненном поручении и снискав заслуженные комплименты, Эскаргас вынул из кармана и положил на стол увесистый мешок, издававший приятный серебряный звон.

— От господина маркиза на дорожные расходы господину шевалье. Когда от этих пятисот пистолей ничего не останется, вам следует только послать гонца — и господин маркиз пришлет вам следующие пятьсот монет.

Окинув горделивым взором присутствующих, он заявил:

— Теперь мы, слава Богу, богаты!

Удовлетворенно улыбнувшись, Пардальян взял мешок и запер его в сундук.

— Вот уж действительно кстати, — довольно ворчал он. — Черт меня побери, я совсем забыл о деньгах, а они мне скоро очень даже пригодятся!.. К счастью, Жеан хорошо меня знает и сам обо всем подумал.

Затем он открыл ящик стола, вытащил оттуда полновесную горсть монет и ссыпал их в кошелек. Только после этого он вновь занял свое место напротив Эскаргаса. Протянув достойному малому кошелек, он отрывисто произнес:

— Возьми этот кошелек и слушай.

Эскаргас подчинился: он взял кошелек и принялся слушать. Пардальян говорил довольно долго. После этой беседы Эскаргас сел в седло и отправился в путь. Неспешной рысью выехав из Парижа, он с видом человека, путешествующего для собственного удовольствия, направился по дороге в Орлеан.

Нам в точности неизвестно, куда по указанию Пардальяна поехал Эскаргас. Однако мы знаем, что дорога на Орлеан вела дальше, на юг… до самой Испании. А как известно, Эскаргас был родом из Южной Франции, поэтому он говорил и по-испански, и по-итальянски, и по-провансальски, и по-гасконски.

Что же касается Гренгая, то он, будучи чистокровным парижанином, был отряжен на улицу Сен-Никез, где находился дворец Соррьентес. Он бывал у жилища Фаусты каждый день и каждый вечер отчитывался господину шевалье о том, что ему удалось увидеть и услышать. Всякий раз он изменял свой облик и делал это так успешно, что даже Вальвер, не раз встречавший его на улице, не узнавал его.

Итак, как мы видим, Пардальян не бездействовал; возможно, он готовил ответный ход, о котором Фауста не должна была знать заранее. Вероятно, вы уже заметили, что Пардальян совершенно не использовал Вальвера. Но шевалье пока не нужна была его помощь. К тому же он знал, что юноша влюблен, и не хотел отвлекать его от радужных мечтаний во время той краткой передышки, что предоставил им противник.

Ибо Пардальян был уверен, что подаренные им дни спокойствия уже подходят к концу. Именно это он и говорил Одэ де Вальверу, удивлявшемуся бездействию Фаусты и Кончини.

— Не волнуйтесь, — успокаивал его шевалье, — они не уснули и не забыли нас. Они плетут свои гнусные интриги, а наше дело — быть готовыми отразить их удар, который они, смею вас заверить, не замедлят нанести.

— А мы постараемся его отразить, чтобы нас не застали врасплох, — беспечно ответил Вальвер.

Однако ему не удалось провести Пардальяна: шевалье прекрасно понял, что юноша начеку и готов к борьбе не на жизнь, а на смерть. Уроки Пардальяна пошли впрок.

Мы вынуждены признать, что Пардальян не ошибся. И Фауста, и Кончини действовали. У Фаусты даже возникла мысль заключить с Кончини союз против Пардальяна. Для этого она покинула свой дворец и отправилась повидать королевского фаворита.

Ей не пришлось долго уговаривать итальянца. Кончини равно возненавидел и Пардальяна, и Вальвера. В результате этого временного соглашения — а оно и не могло быть иным, ибо каждая договаривающаяся сторона преследовала только свои ближайшие цели, — Фауста, Леонора (она также присутствовала при встрече) и Кончини расстались лучшими друзьями. По крайней мере — с виду.

Сразу же после разговора Кончини и Леонора проводили Фаусту в Лувр; с их помощью она тут же получила аудиенцию у королевы. Не стоит и говорить, что вышеупомянутая супружеская чета тоже участвовала в беседе.

Как и Леонора, Мария Медичи испытывала перед своей соотечественницей, принцессой Фаустой, восхищение, смешанное со страхом. Она оказала ей самый любезный прием. Королева была особенно благосклонна к Фаусте, ибо, не зная о соглашении, заключенном принцессой с Кончини, она решила, что та бескорыстно оказывает ей важную услугу.

Фауста умела нравиться. Она умела показать себя с самой лучшей стороны. Она употребила все свои таланты, все свое обаяние, дабы завоевать расположение королевы. Ее план блистательно удался: обмануть такую поверхностную и — признаемся в этом! — ограниченную женщину, каковой была Мария Медичи, не составило никакого труда. Фауста полностью подчинила ее своей воле — тем более что Леонора и Кончини, являясь союзниками Фаусты, и не подумали помешать ей, уверенные, что со временем сумеют раскрыть королеве глаза на Фаусту.

В результате аудиенция превратилась в тайное совещание, на котором Фауста диктовала свою волю, а именно указала те меры, какие, по ее мнению, было необходимо принять. Фауста столь ловко и деликатно провернула все дело, что даже Леонора — единственная, кто была в силах соперничать с Фаустой — даже Леонора была введена в заблуждение. Она решила, что они все вместе разработали план борьбы с общим врагом, тогда как на самом деле план был придуман Фаустой.

Все расстались, очарованные друг другом, но более всего принцессой Фаустой; Мария Медичи уже смотрела на мир глазами герцогини Соррьентес, как официально именовалась сейчас Фауста.

Итак, чтобы вернуться к нашему рассказу, напомним, что прошло три дня, за которые ни Фауста, ни Кончини ничего не предпринимали против шевалье и его юного друга и воспитанника. На четвертый день Пардальян, вернувшись из своей очередной загадочной прогулки по Парижу, нашел у себя на столе записку, написанную беглым почерком Вальвера. Записка была следующего содержания:

«Жду вас у себя. Приходите как можно скорее».

Пардальян никогда не расставался со шпагой. Теперь же он захватил еще кинжал, а в карман положил увесистый кошелек. Вооружившись таким образом всем, чем только возможно, он тут же отправился на улицу Коссонри.