Мишель Зевако - Тайна королевы

Придя к такому выводу, Пардальян быстро огляделся по сторонам и, зная Париж как свои пять пальцев, вспомнил, что неподалеку имеется трактир, где вполне сносно готовят. Он прямиком направился туда. Выбежавшему ему навстречу трактирщику он приказал:

— Принесите мне вот на этот стол пару ломтей ветчины, паштет, половину пулярки, бутылочку красного вина с виноградников Сен-Жоржа и свежего хлеба. Да побыстрее.

Пока трактирщик бегал на кухню, Пардальян открыл окно, пододвинул к нему стол и удобно за ним устроился.

«Прекрасно! Отсюда мне хорошо виден эскорт Фаусты, который топчется у тюремных ворот. Разумеется, она отправилась туда одна. Куда бы она ни поехала после, меня ей не миновать. Поэтому я могу обедать спокойно».

Трактирщик поставил на стол прибор и принес заказанные блюда; судя по быстроте, с которой он исполнил приказание, этот клиент внушал ему особое почтение. Впрочем, мы знаем, что так же относилось к Пардальяну большинство владельцев гостиниц и постоялых дворов. Шевалье умел заставить служить себе и щедро расплачивался за услуги. Видя, что стол уже накрыт, Пардальян положил на него золотую монету.

— Это тебе за труды, — сказал он трактирщику.

Помолчав, он разъяснил:

— Возможно, мне придется прервать обед, и я бы не хотел, чтобы ты остался внакладе.

— О! — восторженно воскликнул трактирщик. — С вами, господин шевалье, это невозможно.

Пардальян улыбнулся.

Итак, Пардальян расправился с ветчиной, паштетом, пуляркой и вином с виноградников Сен-Жоржа, что в Турени, а Фауста все еще не появилась. Тогда Пардальян заказал еще бутылочку: теперь ему принесли белое вуврэ, также обязанное своим происхождением виноградникам Турени. Будучи человеком практичным и не зная, удастся ли ему сегодня поужинать, он попросил еще блюдо сухого печенья и принялся уплетать за обе щеки, потихоньку потягивая вино.

Прошло более трех часов, а Фауста так и не вышла. Пардальян уже приканчивал вторую бутылку вуврэ и начинал сожалеть о том, что не заказал себе настоящий обед.

— Ну и ну! — ворчал он. — Уж не оставили ли ее там навечно?.. Воистину замечательная мысль! Как много вопросов сразу бы нашли свое решение… а я мог бы отправиться на покой. На покой — то есть помирать от скуки.

И улыбнувшись, как умел улыбаться только он один, Пардальян произнес:

— Так будем же надеяться, что она выйдет из Бастилии.

Комендантом Бастилии была сама Мария Медичи, королева-регентша.

Так как она лично не могла исполнять этой своей обязанности, она назначила туда своего заместителя, некоего лейтенанта, преданного ей душой и телом. Лейтенантом, исполнявшим обязанности коменданта Бастилии, был сеньор Шатовье, бывший придворный кавалер королевы.

Шатовье был придворным, а не тюремщиком. Этот старый дамский угодник по-прежнему трепетал при виде каждой юбки.

Однако возраст и сопутствующие ему недуги давно уже не позволяли ему переходить к действиям, поэтому ему приходилось ограничиваться галантными речами и сладостными вздохами, кои, впрочем, с точки зрения этикета, были совершенно безупречны.

Будучи знатным вельможей, он ничего не смыслил в своих обязанностях — что, впрочем, не мешало ему получать за их исполнение весьма щедрое вознаграждение — и держался на этой должности только благодаря особому доверию королевы. Он не только ничего не понимал в управлении тюрьмой, но и не хотел понимать; любое упоминание о его нынешнем поприще приводило его в бешенство. Однако вопросы, связанные с обслуживанием тюрьмы и обеспечением узников, все же надо было как-то решать. Шатовье поступил так же, как и его покровительница: он решил найти себе заместителя, который за более низкую плату исполнял бы все его обязанности.

Познакомившись со всеми младшими офицерами, служившими при вверенном ему мрачном узилище, он остановился на некоем Розе и назначил его своим заместителем. В отличие от своего начальника, Роз был прирожденным тюремщиком. Вся его сознательная жизнь прошла в стенах Бастилии: службу там он начинал с низших должностей. Шаг за шагом он добрался до звания младшего офицера, но если бы не Шатовье, вряд ли сумел бы подняться выше. Он знал всю подноготную тюрьмы и до тонкости изучил обязанности тюремщика, поэтому можно было сказать, что Шатовье сделал удачный выбор.

Прибывшую в Бастилию Фаусту сразу повели в дом господина коменданта, который располагался справа от первого подъемного моста, в первом внутреннем дворике, в конце которого начинался проход, идущий через второй мост — мимо кордегардии, в главный двор тюрьмы. Необычайная красота Фаусты, ее величественный вид тотчас же распалили воображение Шатовье, и он рассыпался в самых изысканных любезностях.

Фауста тотчас поняла, с кем имеет дело. Обладая поистине чудесным талантом перевоплощения, позволявшим ей, мгновенно уловив настроение собеседника, тут же подстроиться под него, она с легкостью приняла тон, избранный стареющим куртизаном. Она изначально рассчитывала провести в стенах Бастилии не менее часа, а то и двух, ибо, вопреки предположениям Пардальяна, собиралась объясниться с герцогом Ангулемским еще в тюрьме. Возможно, само освобождение герцога зависело от его согласия, а может, Фауста намеревалась последовательно пустить в ход оба документа, выданных ей Кончини…

Фауста считала, что раз у нее имеется выправленный по всей форме приказ о немедленном освобождении узника, то она без всяких препятствий сможет поговорить с ним. Поэтому она даже не подумала попросить у Кончини специального разрешения на свидание и разговор с заключенным. В самом деле, принимая во внимание имеющийся у нее документ, никакой комендант не отказал бы ей в таком пустяке. И действительно — едва лишь Фауста выразила свою просьбу, как комендант тотчас же дал ей необходимое разрешение; более того, он сам вызвался проводить ее в камеру заключенного.

И ни он, ни она даже не подумали о Розе. А этот Роз был личностью весьма и весьма неприятной. Шатовье смутно представлял себе тюремный устав Бастилии. Роз же, напротив, изучил его до тонкостей. Он с такой скоростью принялся сыпать параграфами и перечислениями страшных кар, полагавшихся за нарушение этих параграфов, что Шатовье мгновенно отступил и стал умолять Фаусту не настаивать на немедленной встрече с герцогом.

Фауста милостиво согласилась, посчитав, что сможет поговорить с Карлом Ангулемским и вне стен Бастилии. Она лишь попросила по возможности ускорить совершение всех формальностей. Но тут ей опять пришлось столкнуться со злой волей Роза, который считал всех узников своей собственностью и делал все от него зависящее, чтобы как можно дольше удержать их в тюремных стенах. Однако при этом он притворялся, что самое страстное его желание — это поскорей отпустить заключенного на волю. А так как медлительность злокозненного тюремщика вполне соответствовала настроению ловеласа-коменданта, которому не часто приходилось видеть в своих владениях столь красивую женщину, то нет ничего удивительного, что ожидание показалось Фаусте бесконечным.