Мишель Зевако - Последняя схватка

Судя по тому, что негодяй прервал охоту, успешное завершение которой сулило ему кругленькую сумму в сто пятьдесят тысяч ливров, встреча эта была для него чрезвычайно важной. Или он просто выполнял приказ, что представляется нам более вероятным, поскольку Стокко взглянул на Ла Горель без особой любезности. Страшно вращая глазами, он прорычал:

— Старая ведьма, где тебя носит?! Я тут уже целых пять минут околачиваюсь! — Мерзавец врал! Он сам только что пришел. — Взгреть бы тебя как следует…

Елейным голосом Ла Горель смиренно извинилась за то, что заставила ждать «сеньора» Стокко. Бандит грубо перебил ее и скомандовал:

— Ну, двигай за мной… и ближе, чем на четыре шага, не подходи… я не желаю, чтобы меня видели рядом с такой мегерой!.. И моли своего хозяина Сатану, чтобы донесение заинтересовало синьора маршала, иначе я с тебя семь шкур спущу!..

Любой другой на месте Ла Горель испугался бы до полусмерти и убежал от Стокко без оглядки. Но у нее были, похоже, серьезные основания ни за что не отступать; она проглотила все оскорбления и покорно поплелась за головорезом, держась от него в четырех шагах, как и было приказано.

Через несколько минут они уже были в кабинете, где находились Леонора и Кончини. Леонора сидела в кресле и не сводила глаз со своего мужа, а тот нервно бегал по комнате взад-вперед. Стокко представил маршалу Ла Горель, проговорив по-итальянски:

— Монсеньор, вы приказали, и я привел эту старую свинью. Только я ее не знаю и знать не хочу, а заикнулся про нее так, на всякий случай. Вы с ней построже, монсеньор, и если она просто языком трепала, вы мне только мигните, и я душу из нее вытрясу — да и отправлю прямо в пекло.

Ла Горель и бровью не повела: похоже, она ничего не поняла. А Кончини лишь кивнул в знак согласия. И сразу перешел к делу:

— Вы собираетесь сообщить мне важные сведения, касающиеся девушки по имени Флоранс, не так ли?

Вопрос был задан по-французски. К изумлению Стокко Ла Горель ответила на чистейшем тосканском наречии:

— Да, монсеньор. Но мне надо поговорить с вами наедине… поскольку это может заинтересовать лишь вас.

— Оставь нас, Стокко, — распорядился Кончини.

Тот склонился с преувеличенным почтением, которое неизменно выказывал своему хозяину. При этом бандит вопросительно посмотрел на Леонору. Она выразительно взглянули на драпировку, скрывавшую дверь, находившуюся прямо напротив кресла, в котором сидела Леонора.

Стокко покинул кабинет, быстро разыскал эту дверь, осторожно проник обратно в комнату и чуть-чуть отодвинул драпировку. Так он хорошо видел свою хозяйку, которая в любой момент могла отдать ему какой-нибудь приказ.

Ла Горель молчала. Она выразительно посмотрела на Кончини и перевела взгляд на бесстрастную Леонору.

— Можете говорить спокойно, — улыбнулся маршал. — У меня нет секретов от маркизы д'Анкр.

Ла Горель изумилась, но быстро взяла себя в руки. Она лишь пожала плечами: мол, как хотите, дело ваше.

Но она все еще не раскрывала рта. Может, просто подыскивала нужные слова.

Тогда Кончини спросил ее на тосканском наречии:

— Вы итальянка?

— Нет, монсеньор, — ответила Ла Горель. — Но я долго жила в Италии… В Риме… И еще — во Флоренции, где находилась семнадцать лет назад.

Она выделила голосом эту цифру. Кончини вздрогнул: семнадцать лет назад родилась его дочь. Он стал внимательно присматриваться к смиренно склонившейся перед ним женщине, пытаясь сообразить, видел ли когда-нибудь это бесцветное лицо. Сохраняя внешнее спокойствие, маршал осведомился:

— Вы знаете девушку, о которой собираетесь мне рассказать?

— Да, — ответила Ла Горель.

Артистически выдержав паузу, она закончила, старательно выговаривая каждое слово:

— Мне вручили ее… в тот самый день… когда она… родилась… Я ее… я ее… воспитала.

— Вы! — подпрыгнул Кончини.

— Да, я, — спокойно и уверенно подтвердила Ла Горель.

Тут Кончини повернулся к Леоноре и устремил на нее вопросительный взгляд. Она небрежно потянулась к молоточку из черного дерева и ударила им по колокольчику. Почти сразу появилась ее служанка и наперсница Марчелла, которую мы уже видели в Лувре. Хозяйка знаком подозвала ее к себе и что-то шепнула на ухо. Марчелла выскользнула за дверь, а допрос продолжила Леонора:

— Если вы воспитали эту девушку, она, верно, все еще живет с вами?

И Галигаи устремила на Ла Горель проницательный взор. Не раздумывая ни секунды, та ответила с прежним хладнокровием:

— Нет, мадам, вот уже четыре года, как девочка оставила меня.

— Потому что вы плохо с ней обращались, — бросила Леонора угрожающим тоном.

— Это низкая ложь, — запротестовала мегера. И захныкала:

— Все дело в том, что я очень бедна. Я не могла кормить ее задаром. Как и я, она сама должна была зарабатывать себе на жизнь… А этой лентяйке не нравилось гнуть спину. Да еще и бросила меня, неблагодарная.

— Что вы заставляли ее делать? — строго спросила Галигаи.

— Она продавала полевые цветы, — поспешно объяснила Ла Горель. — А собирать цветы — это же одно удовольствие. Работа не пыльная, тонкая, даже художественная.

— Лучше скажите прямо, что цветами вы прикрывали попрошайничество, — заметила Леонора, пожимая плечами.

— Да что вы! — обиделась Ла Горель. — У этой крошки золотые руки. Ее букеты были истинными произведениями искусства. А ведь ее никто этому не учил. Какое там попрошайничество! Это она раздавала милостыню направо и налево: уступала цветы за гроши, а могла бы брать за них большие деньги!

— И вы ее не разыскивали? — поинтересовалась Леонора. — Не знаете, что с ней стало?

— Я искала ее очень долго, — вздохнула старая ведьма. — И все впустую. Но вот случайно увидела ее здесь, в Париже, около месяца назад.

— Значит, вам известно, где она? — насторожилась Галигаи.

— Нет, мадам… — покачала головой мегера. — Но если вы хотите… если вам нужно… В общем, я готова разыскать ее, мадам.

Было видно, что Ла Горель действительно может найти девушку. Леонора поняла это и отклонила предложение:

— Не нужно.

И тут снова появилась Марчелла. Она шла рука об руку с Флоранс.

— Мюгетта-Ландыш! — поразилась Ла Горель, узнав свою прежнюю жертву в этой элегантной, со вкусом одетой девушке, которая теперь выглядела барышней из самого благородного семейства.

— Ла Горель! — воскликнула Флоранс.

И с явным отвращением отступила назад.

Устроив им эту неожиданную встречу, Леонора убедилась, что Ла Горель не солгала. Оставалось лишь понять, насколько они знают друг друга. Положив себе за правило ласково обращаться с девушкой, Галигаи мягко обратилась к ней:

— Вы знаете эту женщину, Флоранс?

— Она воспитала меня, — честно призналась та.