Мишель Зевако - Капитан

– Послушай, – промолвил шевалье, – если нам придется провести некоторое время вместе, то уж будь добр, скажи мне сразу, какое имя выбираешь на ближайшие дни.

Почесав в затылке, горожанин промолвил:

– Признаюсь вам сударь: меня зовут Коголен.

– Теперь еще и Коголен! – схватился за голову шевалье. – Но почему Коголен?

– В нашем семействе это имя переходит от отца к сыну, – терпеливо объяснил патлатый.

– Положительно, у тебя слишком много имен! – вздохнул молодой человек.

– Но сердце у меня одно! – вскричал Коголен. – И оно будет верным вам до самой смерти!

– Коголен, ты славный малый, – похлопал его по плечу Капестан. – Но скажи мне, что ты поделываешь в жизни?

– Ищу удачу, сударь, – ответствовал патлатый.

– Надо же! – изумился шевалье. – Вообрази, я тоже ищу удачу!

– Вы найдете ее, сударь, – уверенно заявил Коголен. – Я это вижу по вашему лицу, да и по вашей хватке тоже.

И обитатель мансарды принялся обрабатывать раны шевалье имеющейся у него целебной мазью. Когда же Капестан выразил удивление подобной запасливостью, горожанин пояснил:

– Сударь, мне довелось быть в услужении у аптекаря, который выставил меня за дверь, потому что супруга его начала строить мне глазки. Но я, сказав последнее прости аптекарям обоего пола, прихватил с собой кое-какие пузыречки и флакончики – так, на память… А теперь, если желаете, я готов уступить вам на сегодняшнюю ночь свою спальню.

Капестан, ослабевший от потери крови и захмелевший от выпитого вина, немедленно рухнул в сундук. Сено показалось юноше мягче пуховой перины, и он сразу же уснул.

Открыв глаза, когда было уже совсем светло, шевалье обнаружил, что лихорадки нет и в помине, что передвигаться он может, почти не морщась от боли, и что у него разыгрался зверский аппетит.

– Коголен, – сказал он, – хочешь поступить ко мне на службу?

– Хочу ли я, сударь? – воскликнул горожанин. – Да мне просто счастье привалило!

– Прекрасно! – кивнул Капестан. – Потом я объясню, что тебе придется делать. А пока возьми эти пять пистолей.

– Пять пистолей! – вскричал Коголен. – О, сударь, позвольте мне хотя бы на сегодняшний день взять имя Удача!

– Итак, держи эти пистоли – и отправляйся на барахолку, – распорядился молодой человек. – Прихвати с собой мою разодранную одежду и подбери мне по мерке новый костюм. Сам тоже приоденься, как подобает слуге шевалье де Капестана. Ступай и не забудь раздобыть еды на обед.

В восемь часов утра Капестан в новом наряде и совершенно преобразившийся Коголен спустились из мансарды на улицу. Шевалье сказал:

– Забирай все, что у тебя есть ценного и прощайся со своей конурой. Отныне ты будешь находиться при мне.

– Единственная ценность, которой я обладаю, – это моя собственная персона, – ответил Коголен.

– Тогда пошли, – ухмыльнулся Капестан. – Но заруби себе на носу: на улице следуй за мной в трех шагах, если я пеший, в шести – если я верхом, – строго проговорил он. – Все должны видеть, что ты мой слуга. Говорить можешь, только если я тебя спрашиваю.

И Капестан двинулся на поиски постоялого двора, намереваясь поселиться там вместе с Коголеном.

Дойдя до улицы Вожирар, он машинально повернул направо, иными словами, туда, где дома попадались все реже, а сама улица за монастырем Босоногих кармелитов становилась похожей на проселочную дорогу. Неторопливо шествуя в сопровождении Коголена, шевалье вдруг услышал за спиной стук копыт и, обернувшись, увидел всадника, который поднимал лошадь на дыбы, пускал ее то рысью, то галопом, заставлял поворачивать и пятиться – словом, совершал все то, что обычно делают, сев на незнакомого коня.

– Это Фан-Лэр! – прошептал Капестан, вздрогнув от радости и гнева. – Его прибрал к рукам… можно сказать, опозорил один из тех негодяев, что пытались убить меня!

Действительно, шестеро наемных убийц маршала д'Анкра разыграли в карты лошадь, стоявшую в конюшне. Удача улыбнулась Монревалю: став новым «законным» обладателем Фан-Лэра, он вывел коня на прогулку, чтобы получше изучить его повадки.

Внезапно послышался какой-то странный свист. Фан-Лэр резко остановился. Монреваль пришпорил лошадь, но она лишь негодующе тряхнула головой и застыла на месте.

– А! – прошипел Монреваль. – Ты такой же упрямец, как твой бывший хозяин?

Вновь раздался свист, прозвучавший немного по-другому. Фан-Лэр начал пятиться. На третий свист он двинулся вперед, взбрыкивая при каждом шаге.

Монреваль разразился проклятиями. Фан-Лэр вставал на дыбы, исполняя фантастические пируэты, кружил и метался из стороны в сторону, словно обезумев, лягался и вскидывал крупом, пытаясь сбросить всадника. Монревалю не удалось усидеть в седле: взлетев в воздух на десять футов, он шлепнулся на мостовую и остался лежать без движения.

А Фан-Лэр тут же с радостным ржанием устремился к Капестану. Шевалье, обхватив обеими руками голову благородного животного, поцеловал его в ноздри; затем легко вскочил в седло, даже не взглянув на Монреваля, чтобы узнать, жив тот или расшибся насмерть.

– Сударь! – закричал Коголен. – Мне идти в трех шагах или в шести? Вы верхом, но я-то пеший…

– Неважно, следуй за мной! – распорядился шевалье.

Через триста метров Капестан остановился возле гостиницы довольно непрезентабельного вида.

– «Генрих Великий», – промолвил шевалье, задрав голову и рассматривая вывеску, где красовалась фигура, которую, видимо, следовало считать изображением покойного короля. – Судя по названию, это весьма достойный постоялый двор.

Спешившись, молодой человек завел коня во двор, и к юноше тут же устремился лысый толстяк с колпаком в руке.

– Как тебя зовут? – спросил шевалье.

– Мэтр Люро, к вашим услугам! – поклонился хозяин гостиницы. – Мой пирог с начинкой из жаворонков произвел фурор в Лувре!

– Так вот, мэтр Люро, мне нужна комната для меня, каморка для моего слуги, место в конюшне для моей лошади, – заявил Капестан. – Теперь слушайте внимательно. Если я увижу, что вы подсматриваете в замочную скважину, – отрежу уши. Если узнаю, что хвастаете честью, которую я вам оказываю, поселившись здесь, – вырву язык.

Хозяин принялся красочно расписывать свою скромность, клятвенно обещая, что словечка никому не проронит, а затем проводил Капестана в жалкую комнатку, к которой примыкала темная каморка.

«Это переодетый принц, не иначе», – подумал он.

– Монсеньор, – произнес мэтр Люро вслух, – это покои, достойные короля.

– Вы, часом, не гасконец, любезный? – осведомился шевалье.

– Нет, монсеньор, я из Нормандии, – ответил Люро.

– Очень хорошо. И во сколько вы оцениваете эти покои, достойные короля? – с некоторым беспокойством поинтересовался Капестан.