Наталья Павлищева - Дмитрий Донской

Хан сидел, откинувшись и ровно дыша, точно все происходившее за тонкими стенами шатра его не касалось. Василий не выдержал и вышел вон. Ну где эти посланники?! Неужто поубивали? Эти дурни, что за крепкими московскими стенами сидят, могли. Князь всего раз видел Остея, когда тот только переехал из Литвы на Русь. Ничего хорошего вспомнить про него не мог. Самонадеян, решил, что если литовец, то его сразу на Москву и поставят!

Князь Василий стоял, засунув руки за пояс и раскачиваясь с носка на пятку. Губы его невольно то сжимались в ниточку, то снова выправлялись. Верно говорят — нет хуже, как ждать и догонять. Там, в Москве, сестра Евдокия с племянниками малыми, но не это беспокоило князя. Чего княгине сделают? Небось не тронут, побоятся. Невольно мелькнула мысль: кого побоятся? Мужа, который удрал аж в Кострому, или их с Семеном? А может, отца Дмитрия Константиновича?

Мысли Василия Дмитриевича вернулись к ордынцам. Нынче они с Семеном (брат, правда, осторожничал) предложили отправить в город людей с посулами, чтоб открыли ворота сами. Хан внимательно посмотрел на князей и долго ничего не отвечал, словно оценивал. Интересно, что или кого он оценивал? С Тохтамышем тяжело, много тяжелее, чем с прежними ордынскими ханами. Правда, отец говорил, что раньше со всеми так было, просто до Тохтамыша такая чехарда в Сарае была, что ханам не до Руси, о том, чтобы кого-то взять под себя или перехитрить, не думали, самим бы удержаться. Каждый приходивший к власти был озабочен только одним — уничтожить всех других претендентов и не быть зарезанным. Ярлыки раздавали каждому, кто попросит.

Тохтамыш не таков, он у Тамерлана многому, видать, научился, и глаза не осоловелые от пролитой крови родственников, а хитрые, схватчивые. Такого обмануть трудно, вроде и не смотрит, а все видит, ничего не говорит, а все слушаются, сам не слушает, а все знает… С ним ухо востро держать надо и думать, прежде чем что-то сказать или сделать.

Не рано ли они с братом ввязались, может, подождать бы, пока хан сам не спросит? Но может и не спросить, а потом скажет, что зря рядом сидели. Понаблюдав, как бесполезно штурмуют крепкие московские стены ордынцы, Василий вдруг решился и предложил Тохтамышу свою помощь, только помощью это звать не стал, просто сказал, что отправит в город людей, чтобы предложили выйти с миром во главе со своим князем, обещает никого не убивать и не карать. Хан привычно посмотрел и не ответил ни да, ни нет.

Что же получается, обещание давал не хан Тохтамыш, а он сам? И теперь Василий переживал: не оплошал ли? Согласятся ли москвичи? Иначе хан поймет, что они с братом бессильны.

Время тянулось бесконечно медленно, солнце в небе не собиралось двигаться с места, оно упорно висело, едва дойдя до самого верха. Да будет этому конец или нет?! Вдруг показалось, что раздался скрип отворяемых ворот. Василий впился глазами в ближайшую башню. Так и есть, оттуда, с трудом протискиваясь в узкую щель (видно, не вполне все же доверяли москвичи ордынцам!), вылезли оба посланника и спорым шагом направились в сторону ханского шатра.

С трудом сдержав себя, чтобы не бежать навстречу, Василий горящими глазами следил за ними. Посланные не стали орать, но, подойдя чуть ближе, кивнули в знак того, что переговоры удались! Князь Василий, не поворачивая головы, крикнул в сторону шатра:

— Идут!

На эти слова оттуда выскочил брат Семен, сам Тохтамыш не счел нужным показаться. Вот еще, недоставало встречать каких-то русичей!

А те двигались уже почти бегом. Василий не вынес ожидания и сам сделал несколько шагов. Уже подходя, Степан Череда, что шел первым, заговорил:

— Согласились, Василий Дмитриевич. На все согласились. Выйдут тотчас с крестным ходом, священниками, и князь во главе.

Теперь не выдержал уже Семен:

— А где Евдокия с детьми?! Сказано же было с собой забрать сразу!

— Она, не гневайся, княже, давно из города убыла, еще до подхода ордынцев. Куда — не сказывали. Митрополит и она с детьми ушли. Правда, по секрету сказали, что пограбили их сильно, оскорбляли всяко, но выпустили.

Нельзя сказать, чтобы такое объяснение успокоило Семена, проще, если бы удалось Дуню с малышами сейчас под свое крыло забрать. А так думай теперь, где они. Отец не простит, да и самому жаль сестричку. Муж далеко и в опале, кто защитит, кроме них с братом.

Но брат, кажется, забыл о Евдокии и племянниках, его интересовало положение в Москве. Степан спешно рассказывал, что творится в городе:

— Пограблено все, пьяных много, трудно тверезого найти… Злые все, как псы цепные, того и гляди друг на дружку бросятся.

Василию дослушать некогда, пора идти в шатер, сообщать хану.

Тохтамыш все так же полулежал, развалившись. Василий на входе крякнул, гадая, то ли и впрямь спит хан, то ли притворяется. Немного помолчал, но решил, что весть того стоит, и осторожно окликнул. Хан, не открывая глаз и не меняя застывшего выражения лица, вдруг произнес одно слово:

— Когда?

Василий понял, что не спал и уже все знает. То ли слух хороший, то ли вот этот возившийся рядом слуга уже все рассказал. Снова стало не по себе от такой тайной и неслышной тяжбы, что ведется вокруг.

— Тотчас, сказали.

— Сестру нашли?

И про это слышал? Или нет?

— Не нашли, она ушла из города давно.

Тохтамыш вдруг резко поднялся и строго глянул в лицо Василия. Сонного состояния как не бывало, словно и глаз не прикрывал. Вот и верь этим ханам…

— Вели своим людям строиться! — Лицо Тохтамыша исказила и мгновенно исчезла гримаса ухмылки. — Встречать будем!

Вроде хорошие слова сказал, почему же у Василия вдруг похолодело все внутри? Что хан задумал? Москва выйдет к нему с поклоном, хлеб-соль вынесут, не может же он их перебить? И вдруг отчетливо понял, что может! Он все может, потому что он здесь хозяин: и над этими глупыми москвичами, что сейчас выйдут из ворот навстречу, и над ним, Василием, тоже!

От такого понимания кровь застыла в жилах. Но что было делать? Бежать к стенам и кричать, чтобы не ходили? Броситься на самого Тохтамыша с мечом? Пасть на колени, умоляя не рушить его слово? Но хан слово не давал, его давал Василий. И Василия Дмитриевича будут клясть потомки за обман! И до того тошно стало князю из-за своего предательства, что чуть не завыл по-волчьи на всю округу.

Но в этот миг Тохтамыш обернулся к нему, и русский князь Василий Дмитриевич послушно, как собака, поплелся выполнять ханский приказ.

В Москве шли спешные приготовления. От ордынского хана передали, чтоб вышла Москва ему навстречу со своим князем во главе и с поклоном, мол, тогда даст Тохтамыш ярлык на московское княжение Остею и простит москвичей за неразумное сопротивление. Нашлись такие, кто не поверил в ордынскую жалость, но большинство поверило. Как не верить, если от князей Василия и Семена Дмитриевичей, шуринов прежнего князя Дмитрия Ивановича, обещание принесли!