Наталья Павлищева - Дмитрий Донской

— Почти… — хитро блестел глазами Никита, а потом под страшным секретом поведал, что посылают его иногда к купцам иноземным, к Некоматке Сурожанину по делу… Но только об этом молчать надо. Страшная тайна!

— Ежели тайна, так чего ж ты болтаешь?

— Я только тебе, а ты молчи!

— Ты лучше мне своих тайн не выбалтывай, ни к чему мне они.

По крышам и окнам без устали барабанит дождь, который уже день ветер тащит со стороны тучи и выливает их на город. Под ногами лужи, земля не успевает просыхать.

Семка выскочил во двор и, перепрыгивая через лужи, припустил к конюшне. Надо посмотреть коня Миколы Васильича, вчера перековали, чего-то нервничал… Конечно, там есть конюх и кузнец у боярина хороший, но парень все равно побежал смотреть. В доме тошно, у всех горе — седмицу назад помер московский тысяцкий Василий Васильевич Вельяминов.

Никто и не помнил, сколько лет Вельяминовы во главе московского ополчения. Было время, правда, сгоняли их еще при прежнем князе Иване Красном. Сел тогда на это место Алексей Босоволков Хвост, да недолго усидел, убили. С помощью Вельяминовых или нет — неведомо. Вот и теперь Иван Васильевич тысяцким станет. В этом не сомневался никто. Кому ж, как не ему, отцовскую должность держать?

Семен вспомнил, как вчера Никита болтал, мол, теперь Иван Васильевич всю Москву под себя возьмет и князя по-своему делать заставит.

— Что делать?

— А все! Потому как за Иваном Вельяминовым не только черный московский люд стоит, но и купцы вон сурожские! А у них деньжищ!.. Что грязи по осени.

Грязи этой осенью было и впрямь немало, едва ноги выволакивали. Ежели купцы столько богаты, то все купить могут. Но Семка по поводу князя был не согласен, он слышал, как отзывался о Дмитрии Ивановиче Микола Вельяминов, мол, горяч, своенравен, но умен и в ратном деле спор великий князь. Как таким крутить?

Никита в ответ смеялся, что все решают деньги. Куда рать послать, кого князем сделать… Вся сила в деньгах!

— Кто это тебе сказал? Нешто можно купить вон ту пичугу или солнышко в небе? А жизнь купить можно? А деньгами от смерти спастись?

— Дурак ты, Семка! Как есть дурак! Купец заплатит, и ту пичугу ему в клетке принесут! И жизнь купить можно, а уж от смертушки убежать при помощи денег тем более!

— Ну принесут тебе птицу, так она петь не станет! — не соглашался Семен, ему было очень обидно слышать, что все в мире покупается и продается.

— Сдалась тебе птица! Я дело говорю!

Однажды Семен и своего хозяина спросил, согласен ли он с купцом сурожским. Микола Васильич нахмурился:

— Ты где таких речей наслушался?

Пришлось сознаваться про Никиту, правда, про тайны всякие не рассказал, но о купце поведал, что тут тайного? Вельяминов-младший помрачнел:

— Ты скажи своему приятелю, чтоб держался от этого купца поганого подальше! Пока в беду вместе с ним не попал. А купить на земле не все можно, ты прав. Верность ни за какие деньги не купишь, а купишь, так на время, другой всегда перекупить может. И дружбу не купишь. И любовь простую человеческую.

Схоронили Василия Васильевича Вельяминова. Иван все ждал, что позовет его князь, скажет, мол, принимай ополчение под свою руку. Предвкушал, как глянет насмешливо на все того же Дмитрия, мол, как был ты толстый Митька супротив меня мальцом неразумным, так и остался, хотя и похудел. Я — власть, не ты! Всегда был тебя главнее, всегда и буду. На тебе княжий плащ да креслице под тобой резное Ивана Калиты, только пока я так хочу! Вельяминовы позволили тебе стать великим князем, и Вельяминову решать, останешься ли ты им!

Но шел день за днем, а Дмитрий Вельяминова не звал, находил себе множество разных дел, вроде и забыл о тысяцком. Сначала Иван злился, но потом вдруг притих, только все чаще Никита то бегал от хозяина к Некомату Сурожанину, то встречал купца тайно у входа в боярскую палату.

И вдруг как гром среди ясного неба — великий князь саму должность тысяцкого упраздняет! Москва вздрогнула: как это? А кто будет суд судить, торговый ли, иной ли? Кто станет обязанности меж торговыми людьми распределять да сотскими командовать? Точно осиротили враз город таким решением, оставили без надежи и защиты.

Но Дмитрий в ответ только плечами пожал:

— Что на себя возьму, а что станет делать наместник, какие в других городах есть. Чем Москва хуже?

Москва, конечно, не хуже, но непривычно как-то… Особенно купцам, те хорошо знали, сколько и по какому делу надо Василию Васильевичу дать, тот брал много, но судил справедливо. Ожидали, что и сын так же станет, ведь рядом с отцом держался. А теперь кому носить подарки? Прикормленные Вельяминовы были удобны, начинать заново не хотелось. Да и кто ведает, что завтра придет в голову этому зарвавшемуся мальчишке?! Какие еще должности он станет отменять и какие боярские роды крушить?

Тяжелее всего людьми переносится неопределенность, когда не очень понимаешь, что тебя ждет и где соломки подстелить, чтобы падать не больно было. Москва привыкла к понятному Ивану Даниловичу, потом к такому же Симеону, с Дмитрием вообще, казалось, ничего страшного не будет… И вдруг на тебе!

Больше всех переживал, конечно, Иван Вельяминов. Страстно жаждавший унизить своей властью Митьку, он вдруг сам оказался не просто униженным, а растоптанным этим Митькой. И чем больше Ивану Васильевичу сочувствовали из-за непредсказуемости князя, тем тошнее становилось на душе.

Неизвестно, чем бы все обернулось, слишком уж взъярен был Вельяминов, если бы князь вдруг не отправился… в Переяславль-Залесский!

Повез жену туда рожать! И митрополита с собой позвал, и даже игумена Сергия из Радонежа выкликал. Сергий давненько никуда не ездил, но вот отправился. Позже и Иван Вельяминов, и Михаил Александрович Тверской сильно жалели, что спешно не взяли Москву под себя, но что кулаками махать, если драка еще вчера кончилась.

Честно говоря, втайне Иван надеялся, что, одумавшись, Дмитрий его поставит наместником. Это вернуло бы Вельяминову большую часть доходных и сняло докучные обязанности. Тоже неплохо.

А Москву брать было нельзя, потому как пришло известие, что в Переяславле княгиня родила сына и на его крещение собрались все князья, кто за Москву стоял. Конечно, не поехал Михаил Александрович, о чем потом не раз пожалел. Князья были с дружинами, и Переяславль не так уж далеко…

В Москве к Ивану Вельяминову зачастил сурожский купец. Но это никого не беспокоило, Нико Матеи, которого русские быстро переиначили в Некомата, и раньше был частым гостем у Вельяминовых. Купец он богатый, и под Москвой имения немалые, и торг хорошо идет. Пожалуй, что самый богатый купец. Товар у Некомата все больше дорогой, красный, золотишком балуется, мехами… медом не брезгует… Видно, есть что у Ивана Васильевича брать на торг. Кто ж против, торговал бы без обиды остальным, на Москве купцов не обижают. А самого Нико за болтливость неуемную вообще назвали Некоматом-брехом и Сурожанина добавили, чтоб понятно было, из каких брехунов.