Дадли Поуп - Рэймидж и барабанный бой

Когда он вытер руки и отдал салфетку стюарду, он глянул через плечо стюарда, и его желудок свело судорогой.

Вместо бортов «Сантиссима Тринидад», «Сан Николаса» и остальной части авангарда, он смотрел на их правые скулы: за те несколько мгновений, пока он был занят мытьем рук, они привелись к ветру, поворачивая в сторону «Кэтлин» и, очевидно, намереваясь пройти очень близко от конца британской линии, вероятно, обстреливая при этом «Превосходного» (и «Кэтлин» также, так как она окажется на линии огня).

Рэймидж чувствовал, что смотрит на шахматную доску сверху и может предвидеть следующую полудюжину ходов с неестественной ясностью: если сэр Джон не сигнализирует немедленно восьми кораблям, образующим британский арьергард, повернуть все вдруг и перехватить их, ничто не сможет остановить корабли Кордовы, идущие, чтобы соединиться с его другими шестью кораблями с подветренной стороны, как только они минуют корму «Превосходного». И с его флотом, соединившимся снова, Кордова сможет тогда снова лечь на курс, ведущий к убежищу Кадиса. И острова дыма, конечно, скрывают весь этот маневр от «Виктори».

Рэймидж сказал:

— Мое почтение мистеру Саутвику: я хочу, чтобы он вышел на палубу немедленно. Старшина-рулевой, приведите нас к ветру, но я не хочу, чтобы это было слишком заметно.

Идея — фантазия, можно сказать, — захватывала его все сильнее. Так, наверное чувствует себя человек, задумывая самоубийство. От этой мысли у него закружилась голова.

Джексон видел, как он потирает бровь и смотрит с тревогой на корабли впереди, и, предположив, что капитан ждет сигнала от коммодора, от адмирала Томпсона на «Британии» или сэра Джона на «Виктори», американец тщательно навел подзорную трубу. И почти сразу же последовательность флагов затрепетала на мачте флагмана.

— Позывной «Минервы», сэр, и… — Джексон пролистал книгу сигналов, — …и «Колосса»: «Взять на буксир».

Рэймидж, который инстинктивно шел к Джексону в ожидании приказа «Поворот все вдруг», развернулся на пятках, чтобы скрыть гнев и разочарование, и снова увидел ведущие корабли Кордовы. У них теперь был ветер приблизительно на три румба сбоку по корме — что давало им почти максимальную скорость.

Саутвик топал по трапу, звеня ножнами своего меча, и прежде чем Рэймидж обернулся, чтобы заговорить, воскликнул:

— Вот! Они делают это! Я знал, что так будет!

Он глянул вперед, увидел, что «Виктори» и еще восемь кораблей за ее кормой все еще не повернули, и добавил злобно:

— Ничто не может остановить этих пожирателей рыбы, если все мы не повернем все вдруг! Так сделайте это, чтобы я не зря прожил этот день! Только посмотрите на них — тащатся как отара овец, и нет даже собаки, чтобы напугать их гавканьем! Да ведь если бы их ведущее судно отклонилось от курса пару раз, то по крайней мере полдюжины из них столкнулись бы!

Рэймидж сжал кулаки. Идея, план, фантазия, мечта — он не был уверен, как назвать это, — становилась более ясной: значение движения Кордовы и его опасность для британского флота заставляло его думать столь быстро, что он даже удивился, когда обнаружил, что «Кэтлин» и авангард Кордовы все еще движутся прежними курсами. Ничего не произошло — кроме как в его воображении: он был все еще жив — притом что в его воображении он уже несколько секунд назад погиб наряду с каждым человеком на борту куттера.

Возможно, сквозь дым на идущих вслед за «Виктори» кораблях заметили смену курса Кордовы; возможно, прямо сейчас коммодор Нельсон пытается дать сигнал «Виктори». Но факты достаточно ясны: сэр Джон находится в серьезной опасности быть побежденным дымом, слабым ветром — и временем. Независимо от того, что он может приказать, кораблям потребуется время, чтобы переместиться из положения A в положения Б. И Рэймидж знал, что должен лицом к лицу встретить другой неприятный — и для него, вероятно, фатальный — факт: есть только один способ дать нужное время сэру Джону. И все же… Он развернулся в ярости и зашагал взад-вперед под взглядами Саутвика и Джексона.

Кровь отхлынула от его лица, оставив загорелую желтую плоть; сосредоточенность и ужас того, что он знал, заставили его так стиснуть зубы, что нижняя челюсть казалась очерченной четкой белой линией, под кожей выступили желваки. Его глаза, казалось, не просто глубоко посажены, но провалились, словно на последней стадии серьезной болезни. И Саутвик, и Джексон знали, что их капитан переживает что-то страшное в одиночку, и чувствовали себя опустошенными и злыми, поскольку ничем не могли помочь ему.

Рэймидж почувствовал, что чуть не сломал себе пальцы правой руки, сжимая какой-то маленький предмет, и, возвращаясь издалека, попробовал сосредоточить на нем взгляд: это было кольцо Джанны, все еще висевшее на ленте вокруг его шеи. Он засунул его назад под рубашку и, как бы очнувшись после сна, понял, что чайки все еще кричат за кормой «Кэтлин», пушки все еще грохочут впереди, слабое солнце прилагает все усилия, чтобы просиять сквозь туман, и матросы из экипажа судна все еще смеются и шутят. И Саутвик стоит перед ним с озадаченным выражением лица.

«Капитан» начал поворачивать на левый борт, выходя из линии и прочь от врага. Не было поднято ни одного сигнального флага. Казалось, корабль потерял управление — однако его паруса разворачивались. И он продолжал поворачиваться.

— Он оставляет линию и разворачивается! — воскликнул Саутвик недоверчиво.

Рэймидж сразу понял намерение коммодора. Но «Капитан» был милей дальше, чем «Кэтлин»: ему потребуется двадцать минут, чтобы преодолеть эту милю. И если ведущие корабли Кордовы не будут задержаны на двадцать минут, он прибудет слишком поздно.

Фантазия, которая стала идеей, теперь становилась необходимостью, чтобы коммодор мог преуспеть, и Рэймидж чувствовал страх. Он стремительно набросал схему в блокноте, сделал некоторые вычисления в уме и затем обернулся к Саутвику. Он не мог смотреть старику прямо в глаза, когда говорил придушенным голосом, сам едва его узнавая:

— Мистер Саутвик, я попрошу вас развернуть судно и идти на перехват «Сан Николаса».

Отвернувшись быстро, чтобы не видеть лицо Саутвика, он оглянулся назад на «Капитана». После разворота тот лег на курс, направленный мимо кормы «Диадемы» и перед «Превосходным». Идя этим курсом (один и, предположил он, не только без приказа, но и вопреки ему), коммодор может сблизиться с передовым — самый ближним, по крайней мере, — кораблем испанцев.

Саутвик отдал приказы, необходимые для смены галса, прежде чем полностью понял значение того, что Рэймидж планировал сделать. Как только он действительно это понял, он почувствовал себя униженным тем, что кто-то другой, достаточно молодой, чтобы быть его сыном, мог принять такое решение без очевидного страха или сомнения. И теперь продолжает шагать взад-вперед все той же мягкой, почти кошачьей, походкой, как будто он был на часах, и иногда потирает свой шрам.