Леонар Дюпри - Флибустьеры против пиратов Карибского моря

– Там ничего нет, все сожжено и разграблено. Я видел мертвыми несколько слуг, а также Гийома и Просперо. Что будем делать, Франсуа?

– Сначала давай отдохнем поблизости. А там решим. Если испанцы ушли, они вряд ли вернутся.

Разведя костер, мы разогрели уже изжаренное мясо, которое у нас было с собой, и за ужином стали обдумывать создавшееся положение.

– Теперь у нас одна дорога – к побережью. Скорее всего, Дидье Лебланк был прав. Испанцы начали крупную кампанию против нас. Но ничего, они еще об этом пожалеют.

Тут Франсуа стал ругаться, я вторил ему как мог. После того как у нас кончились все скверные слова, которые мы знали и которые адресовали испанцам, мы продолжили рассуждать о создавшемся положении.

– Нужно перебираться на Тортугу, – сказал Франсуа. – Если испанцы начали большую войну, то самым безопасным местом будет именно этот остров. Там есть губернатор, крепость, гарнизон и пушки. Полный набор, чтобы дать отпор любому. Там правит шевалье де Фонтене, кавалер Мальтийского ордена. Отличный вояка, много лет сражавшийся с турками на суше и на море. Он даже привез одного из них с собой. Здоровенный такой. Голова бритая, лишь один хохолок висит, усищи – во, длиннющие, аж за уши завертываются. По-нашему лопотал очень хорошо, да и по-испански и еще на каких-то языках. Мы с ним даже успели поспорить, кто кого перепьет. Однако он победил, каналья. Здоров пить, настоящая бочка, а не человек.

– Ты бывал там? – спросил я Франсуа.

– На Тортуге? Бывал. Хороший остров. Несколько плантаций, ферм, водятся кабаны и другая живность. Хорошая гавань, хотя никакой бухты там нет и в помине. Просто кругом рифы и мелководье, а в одном месте удобный проход к берегу. Все волны остаются на рифах. Но если не знаешь фарватера, лучше и не соваться. На берегу поселок Кайон, а в глубине столица Бас-Тер. Там форт на скале, рядом дома поселенцев, лавки торговцев, дворец губернатора, несколько таверн, плантации. На Тортугу приходят суда не только из Франции, но и из Голландии, Англии, а бывало, даже из Дании. Привозят разные европейские товары, а увозят какао, табак, красное дерево, жемчуг, ну и, конечно, наш букан и шкуры. Словом, все то, чем богат Сан-Доминго. Букан и шкуры там было можно продать без посредников, сразу на корабль, и выручить больше. Но до Тортуги путь неблизкий, поэтому мы сдаем товар на ближнем берегу перекупщикам, которые потом везут его на Тортугу или Сент-Кристофер, или еще куда. Это уже не наше дело. Еще на Тортуге одна из главных баз флибустьеров. Когда я был там, меня тоже пытались завербовать на корабль. Узнав, что я хорошо стреляю, некий английский капитан Гай предлагал мне войти в его команду, которая отправлялась к Москитовому берегу добывать испанца. Но все эти приключения не для меня. Да и не очень я люблю этих флибустьеров.

– А собственно, почему, ведь у них такая же вольная жизнь, как и у нас?

– Вольная-то вольная, но и опасная слишком, и трудная. Чего хорошего неделю болтаться в море в жалкой посудине, поджидая испанца. Иногда даже без всякой еды. Пить тухлую воду и молиться, чтобы поскорее повстречать хоть какой-нибудь корабль. Эти безумцы надеются в один прекрасный момент разбогатеть словно Крез. Глупцы. Что они могут захватить на своих разбитых лодках с рваными парусами. В лучшем случае какую-нибудь небольшую барку с грузом табака.

Мне каждый раз предлагают поступить на корабль, когда я сбываю шкуры в Мирной гавани. Но я всегда отказываюсь, говоря, что не променяю просторы Сан-Доминго на затхлый кубрик. Прекрасные леса и поля острова на однообразную морскую гладь. Сытую жизнь на вечно полуголодное существование в походе. И так думаю не только я, но и большинство переселенцев. Поэтому нас, буканьеров, несколько тысяч, а этих флибустьеров лишь жалкие сотни. К тому же нельзя сравнивать годовой доход буканьера с доходом флибустьера, который целиком и полностью зависит от везения. Его он ловит своими парусами всю жизнь, а поймает или нет, никто не знает. Буканьер же кует свой достаток сам, своими руками, постепенно, день ото дня. Зверья много, стреляй, копти мясо, выделывай шкуры – и все это твое. Свободное же мореплавание и добывание испанца – чистой воды авантюра. Ею занимаются только те, кто ничего не умеет делать своими руками. Поэтому у них всякий специалист на вес золота. Плотник, хирург, канонир получают большую долю добычи, чем рядовой флибустьер. А все потому, что махать шпагой – дело нехитрое.

Забавно, что эти рассуждения принадлежали самому Франсуа Олоне, который позднее прославился походами против испанцев и был их грозой на протяжении десяти лет. Но рассказываемые мною события происходили задолго до того, как Франсуа стал известным капитаном. Тогда мы с ним действительно неплохо жили охотой и менять ничего не собирались. Однако не мы оказались хозяевами своей судьбы. Испанцы – вот кто нарушил наш привычный мирный образ жизни. Несмотря на то что потом они жестоко поплатились за это, поскольку разбудили зверя не только в Олоне, но и в тысячах других буканьеров, которые уже не могли вернуть себе прежнюю жизнь. Но не буду забегать вперед. Пока мы мирно разговаривали у костра, выставив дозорным Бастера, чуткому слуху которого целиком доверяли. И не зря, как оказалось. Вдруг он вскочил, уши его навострились, шерсть вздыбилась, ноздри фыркнули. Мы схватились за мушкеты. Бастер убежал в темноту и вдруг радостно залаял. Мы пошли по направлению к лагерю.

– Эй, кто там? – раздалось из темноты. И мы узнали голос Долговязого Клода.

– Это мы, Пьер и Франсуа.

– Как я рад, что вы живы. Молодцы, что не ушли, а то мы с Ришаром… Эй, Ришар, тут свои. Я ходил на разведку в лагерь, как вдруг выбежал Бастер, я сразу смекнул, что вы, должно быть, рядом. Молодцы. Как я рад вас видеть.

Вскоре показался и Ришар Хмурый. Это был коренастый немногословный парень. Если он говорил более двух предложений подряд, у нас в букане шутили: «Сегодня что-то Ришар разболтался». Он был похож на старого пса, которого злая судьба заставила прибиться к чужой стае, и где он не чувствовал себя своим. Возможно, жизнь у Ришара была действительно тяжелая, о чем свидетельствовала его исполосованная кнутом спина и отрезанные уши. У нас поговаривали, что эти отметины он заработал на галерах у испанцев. Но сам Ришар хранил молчание. «Было дело», – это все, что он нам рассказал. Хотя мы всячески и подшучивали над ним, но все же жалели, так как считали, что ему здорово досталось в этой жизни.

– А, Хмурый, рад тебя видеть, – сказал Франсуа и обнял его. – Садитесь ребята, поешьте с нами.

Оба буканьера, отправившиеся на рассвете на разведку и пришедшие уже в сумерках в разоренный лагерь, были рады угощению.