Наталья Павлищева - Царь Грозный

Иван стоял, сжав кулаки, ноздри его раздувались, губы сжались в тонкую ниточку. Потом вдруг опустил голову и быстрым шагом вышел вон. Бояре переглянулись меж собой.

– Экий он дерганый… – сокрушенно произнес Федор Воронцов. Он уже прикидывал, какую пользу можно извлечь из возмущения великого князя против Бутурлина, но придумать ничего не успел, все решил сам Иван.

Все так же тяжело дыша от бешенства, князь вбежал обратно в хоромы и вдруг указующим жестом ткнул в сторону Афанасия Бутурлина:

– Резать ему язык, чтоб не говорил невежливых слов супротив Глинских!

Стоявшие вокруг замерли, приказание князя было настолько неожиданным и страшным в своей нелепости, что никто не решился возразить. Конечно, Афанасий Бутурлин зря так отозвался о бабке Ивана Анне Глинской и его дядьях, но не лишать же боярина языка за это в самом деле! Пожалуй, никто бы не удивился, если бы голову сняли, но не язык. Иван победно обвел взглядом замерших от ужаса бояр, хмыкнул и добавив: «И немедля!», вышел уже не торопясь, нарочито топая, с гордо поднятой головой.

Самым страшным оказалось то, что Афанасию Бутурлину и впрямь драли язык в назидание другим, чтобы помнили, что и сам великий князь тоже Глинский по матери! Глинские были довольны, бабка Анна усмехалась:

– Мы еще покажем этим глупым московитам!

Она была очень довольна пятнадцатилетним внуком. Отрок, может, и горяч не в меру, но если его горячность умело направлять, то о Шуйских скоро никто и не вспомнит. Ивану постоянно внушалось, что вокруг враги, постоянно желающие ограничить его власть, а самим выдвинуться повыше… нет человека, который бы, оказавшись рядом с властью, не попытался и себе добыть хоть толику таковой… Он впитывал слова, как мягкая ткань воду, и раскалить добела Ивана можно было всего несколькими фразами, а уж дальше… Дальше не всегда удавалось подвигнуть молодого князя на скорую расправу, горячился, но в последний миг что-то останавливало. Тогда родственники принялись настраивать Ивана против тех, кто имел на него влияние, исподволь.

Ветер, налетая порывами, обрывал с берез последние желтые листья, временами бросая в окошки пригоршни мелких брызг. Дождь не дождь, а мокропогодица. Неуютно в Москве поздней осенью.

Юрий Глинский наблюдал за племянником уже с полчаса – Иван читал. Он пристрастился к этому занятию благодаря митрополиту Макарию. Духовное и историческое чтение стало для князя любимейшим занятием, отвлекавшим его даже от диких развлечений вроде топтания конями толпы на торге или сбрасывания собак и кошек с верха теремов. С одной стороны, читающий отрок совсем не опасен Глинским, с другой – у Юрия Владимировича уже давно свои виды на племянника. Для выполнения задуманного дядей Иван не должен все время сидеть за книгами, ему надо встать и идти кого-нибудь наказывать. Кого? Жертв намечалось несколько.

– Давеча едва отвязался от Федора Воронцова… – осторожно начал Юрий. Князь и ухом не повел в его сторону, разглядывая какую-то картинку на пожелтевшем пергаменте. Такое невнимание племянника дядю совершенно не смутило, он продолжил: – Я смотрю, он все за тебя решать стал?

– Чего это? – Глаза от картинки не оторвались, но уши встали торчком. Голос выдал интерес молодого князя к теме разговора.

– Да говаривал он Ивану Дорогобужскому, что тому к тебе не пробиться без его ведома, что ты, мол, только тех жалуешь, кого Федор укажет. А если нет, то ему, Федору, досадно, но ты досады Воронцову не чинишь, потому как…

Дядя не договорил, не знал, что сказать дальше, но князь живо додумал свое. Федор решил, что ежели первым научил его мужской науке, то теперь позволено все?! Он, князь, теперь в руках этого боярина?

– Вот еще! – фыркнул Иван. Больше Юрий Глинский ничего говорить не стал, он уже изучил нетерпеливый нрав племянника, тот умен и все, что надо, понял. Теперь будет остро примечать все за Воронцовым, даром что когда-то сам его спас от тяжелой руки Шуйских.

Юрий Глинский все рассчитал верно, Иван и впрямь внимательно прислушивался ко всему, что говорил, приглядывался ко всему, что делал Федор Воронцов. Очень быстро стало понятно, что Воронцов действительно желал бы почти подчинения своей власти, а этого почувствовавший хоть какую-то свободу Иван терпеть уже не мог. Воронцова ждала опала. Но все получилось гораздо круче, чем рассчитывал Юрий Глинский, Иван приказал казнить своего недавнего любимца! А ведь не столь давно самовольно, ни с кем не советуясь, вернул из ссылки Воронцова и дал ему боярский чин.

Пока кровожадность племянника была направлена в сторону от Глинских, оба дяди и бабка Анна могли не беспокоиться. Следующими жертвами стали Иван Дорогобужский и Федор Оболенский. Теперь постаралась бабка Анна.

Молодой князь мучил щенка, таская того за одну лапу по полу. Анна поморщилась, ну что за глупец?! Вымахал ростом с версту, а забавляется чем попало! Наконец ей надоело слушать щенячий визг, княгиня фыркнула:

– Иван, выброси его вон!

Князь не заставил себя долго ждать, щенок полетел наружу через распахнутое окно. Его визг стал сначала истошным, потом жалобным и быстро затих. Не впервые Иван бросал щенков с высоты, только сейчас не побежал смотреть, как мучается бедное животное, стоял, разглядывая бабку. Та снова поморщилась:

– С кем ты дружбу водишь?

– С кем? – почти с вызовом переспросил Иван.

– Да ни к чему тебе Телепнева-Оболенского рядом держать!

– Отчего? – Глаза внука зло сощурились. Снова лезут в его жизнь! Снова распоряжаются, с кем говорить, а с кем нет!

– Оттого, что слухи ходят про его отца и твою мать! Возомнит себе, что он твой брат сводный, потому, мол, и привечаешь…

Иван несколько мгновений стоял, замерев, потом нервно дернул головой:

– Было такое?!

Анна уже пожалела, что завела разговор, но сказанного не воротишь, опустила голову, сокрушенно пробормотала:

– Было… Не уберегли княгиню…

– А… я?.. – Голос отрока дрогнул, самым страшным было сейчас узнать, что он не князь.

– Тебя князь Василий сам крестил как своего сына… – Что могла еще ответить ему бабка Анна?

– Ложь! – резко заявил Иван, но по тому, как он задумался, было ясно, что поверил, и Федору Овчине Оболенскому теперь несдобровать. Чем мешал Анне Глинской молодой князь Федор, сын Ивана Телепнева-Оболенского? Видно, чем-то мешал…

Но великий князь ничего не предпринял. Только спустя полгода в январе, перед самым венчанием на царство, случился у него нехороший спор с Федором Оболенским. С чего завязалось, оба и не помнили, только Федор держал себя старшим, он и был старше возрастом. Ивану показалось это обидным, постепенно князь сердился все больше и больше. Потом вдруг зло вперился в боярина взглядом: