Гэри Дженнингс - Ацтек. Том 2. Поверженные боги

Однако, став полноправным Чтимым Глашатаем, Мотекусома тут же сбросил мрачные черно-голубые одежды, а вместе с ними — и все свое смирение. Думаю, лучше всего вы поймете, что это был за человек, если я расскажу вам о своей первой встрече с ним, случившейся спустя несколько месяцев по восшествии его на престол. Под предлогом того, что желает лично познакомиться с представителями знати и благородными воителями, которых он доселе знал лишь по именам в списках, Чтимый Глашатай стал приглашать их по одному к себе на аудиенцию. Полагаю, действительное его намерение было иным: внушить своим подданным трепет и подавить их видом своего величия. Так или иначе, но после сановников, придворных мудрецов, жрецов, прорицателей и колдунов очередь дошла и до благородных воителей, в том числе и до меня. Мне было приказано явиться во дворец утром, к определенному часу, что я и сделал, облачившись по такому случаю в страшно неудобный, но соответствовавший моему рангу наряд из перьев. Однако перед входом в тронный зал дворцовый управляющий вежливо, но настойчиво предложил мне снять орлиные доспехи.

Когда же я отказался, проворчав, что мне стоило немалых трудов их натянуть, он, явно смущаясь и испытывая неловкость, заявил, что таково требование самого Чтимого Глашатая. И предложил мне вместо пернатого панциря, орлиной головы и сандалий с когтями какое-то рванье.

Вид этого рубища, годного разве что на мешки, вызывал у меня возмущение, но слуга, взмолился, ломая руки:

— Прошу тебя, мой господин! Ты не первый возмущаешься этим. Но новый закон гласит, что все появляющиеся перед Чтимым Глашатаем должны приходить к нему босыми и в нищенском облачении. Я не осмелюсь впустить тебя в другом виде, потому что не хочу распрощаться с жизнью.

— Что за вздор, — проворчал я, но, чтобы не губить ни в чем не повинного человека, снял шлем, щит и верхнюю одежду и сам натянул мешковину.

— Так вот, когда ты войдешь… — начал говорить управляющий.

— Спасибо, — оборвал я его, — но я сам знаю, как вести себя в присутствии высоких особ.

— Придворный церемониал несколько изменился, — сказал этот бедняга. — Я умоляю тебя, мой господин, не навлекать неудовольствие владыки ни на себя, ни на меня. Я ведь просто передаю тебе приказ Чтимого Глашатая.

— Рассказывай, — процедил я сквозь зубы.

— На полу между дверью и троном ты увидишь три меловые отметки. Первая отметка как раз прямо за порогом. Там ты склонишься и сделаешь жест тлалкуалицтли — коснешься пальцами пола и губ, произнеся «господин». У второй отметки проделаешь то же самое, но уже со словами «мой господин», а у третьей — «мой великий господин». Не поднимайся, пока он сам не разрешит, и не приближайся к его персоне, ни в коем случае нельзя переступать третью меловую отметку.

— Невероятно! — выдохнул я.

Управитель, избегая моего взгляда, продолжил:

— Говорить в присутствии Чтимого Глашатая можно, лишь когда он сам обратится с вопросом, требующим ответа. Голос твой при этом должен звучать почтительно и негромко, но четко. Беседа закончится, когда об этом скажет владыка. Тогда ты снова совершишь тлалкуалицтли на том месте, где стоишь, попятишься…

— Это безумие!

— …к выходу, ни в коем случае не поворачиваясь к трону спиной и целуя землю возле каждой меловой отметки, пока не выйдешь за дверь и снова не окажешься в этом коридоре. Только тогда ты можешь вернуть себе свое облачение и…

— И свое человеческое достоинство, — съязвил я.

— Аййа, я заклинаю тебя, мой господин! — воскликнул этот перепуганный кролик. — Не допускай никаких подобных шуток там, в его присутствии. Иначе ты не выйдешь сам спиной вперед, а тебя вынесут по частям.

Когда я приблизился к трону в предписанной унизительной манере, произнеся в положенных местах: «Господин… мой господин… мой великий господин», Мотекусома заставил меня еще некоторое время оставаться согбенным, пока наконец не снизошел до того, чтобы неспешно произнести:

— Ты можешь подняться, воитель-Орел Чикоме-Ксочитль Тлилектик-Микстли.

За его троном стояли пожилые старейшины Изрекающего Совета. По большей части они вошли в его состав еще при прошлых правителях, но было среди них два или три новых лица, в том числе и новый Змей-Женщина Тлакоцин. Все эти люди были босыми и вместо обычных желтых накидок советников облачились в точно такую же мешковину, что и я.

Судя по лицам присутствующих, и радовало их это не больше, чем меня. Трон Чтимого Глашатая представлял собой простенький невысокий топали (он даже не стоял на помосте), но зато роскошь его наряда — особенно по контрасту с одеяниями всех остальных — противоречила моему представлению о скромности. На коленях Мотекусома держал ворох бумаг, которые свешивались на пол с другой стороны: видимо, в одном из свитков он и вычитал мое полное имя. Уже на моих глазах правитель нарочито сверился еще с какими-то записями и произнес:

— Похоже, воитель Микстли, мой дядя Ауицотль лелеял мысль ввести тебя со временем в Совет Старейшин. Я такого намерения не имею.

— Благодарю тебя, владыка Глашатай, — отозвался я, ничуть не покривив душой. — Честно говоря, меня и самого никогда не привлекало…

— Ты будешь говорить, только когда я задам тебе вопрос, — резко оборвал меня он.

— Да, мой господин.

— Этот ответ тоже не требовался. Покорность не нуждается в подтверждении словами, она воспринимается как должное.

Правитель снова принялся рыться в бумагах, а я стоял молча, хотя внутри у меня все кипело от гнева. Когда-то мне казалась вычурно-помпезной манера Ауицотля говорить о себе «мы», но теперь, в сравнении с его надменным племянником, прошлый правитель выглядел не капризным самодуром, а человеком в высшей степени добродушным и приветливым.

— Твои карты и путевые дневники весьма недурны, воитель Микстли. Карты Тлашкалы пригодятся в очень скором времени, ибо я планирую новую войну, которая навсегда положит конец непокорности этих дерзких тлашкалтеков. Есть у меня и твои планы южных путей, ведущих в страну майя. Планы подробные, со множеством деталей. Действительно очень хорошая работа. — Он сделал паузу, потом бросил на меня холодный взгляд. — Ты можешь сказать «спасибо», когда твой Чтимый Глашатай удостаивает тебя похвалы.

— Благодарю, мой господин, — послушно сказал я, и Мотекусома продолжил:

— Не сомневаюсь, что с тех пор, как ты передал эти карты моему дяде, ты совершил и другие путешествия. — Он подождал и, поскольку я молчал, рявкнул: — Говори!