Николай Харин - Д'Артаньян в Бастилии

— Отчего же вы это сделали? Такие вещи строго запрещены.

— Он не хотел отвечать на мои вопросы.

— О чем же вы спрашивали его?

— Какого черта меня лишили общества господина Ла Порта, камердинера ее величества.

— Вы что, сидели в одной камере?! Но ведь это строжайше запре…

— С вами положительно невозможно разговаривать. Вы напоминаете ходячий устав. Я не сидел в одной камере с господином Ла Портом, хотя был бы бесконечно рад такому приятному обществу. Но я по крайней мере виделся с ним во время прогулок!

— Что же вам мешает выходить на прогулки?

— Я хожу на прогулки. Иначе здесь совсем сгниешь!

— В таком случае господину Ла Порту запретили выходить на прогулку?

— Насколько я знаю — нет, хотя ваши болваны-тюремщики на все способны. Вы только посмотрите, какие у них рожи!

Дю Трамбле в очередной раз вынул кружевной платок и вытер испарину со лба.

— Я ничего не понимаю! — воскликнул он. — Вы ходите на прогулки. Господин Ла Порт тоже ходит на прогулки. Вы оба ходите на прогулки. Там вы обычно встречались…

— Раньше, — мягко заметил д'Артаньян, участливо глядя на г-на коменданта.

— Черт побери! Кто вам мешает делать это теперь?!

— Не «кто», а «что»…

— Сто чертей! Что мешает вам это делать теперь?!!

— Архитектура.

— Архитектура? II Тысяча чертей!! Вы сказали — «архитектура»?!

— Да, я употребил это слово, хотя, быть может, надо было сказать «фортификация».

— Если вы думаете, что я стал понимать о чем вы толкуете, то вынужден вас разочаровать, господин д'Артаньян.

— Я вам толкую о том, что до Мартынова дня нас с господином Ла Портом содержали в одной башне, только меня на третьем этаже, а его на четвертом. И само собой разумеется, что, когда нас выводили на прогулку, мы могли видеться и прогуливались наверху, беседуя и обозревая Париж с высоты птичьего полета. Зрелище в высшей степени занимательное, должен сказать.

— Вот видите, — не преминул вставить дю Трамбле. — Следует во всем находить положительную сторону. Не попади вы сюда, вам никогда бы не представилась такая блестящая возможность.

Д'Артаньян воззрился на него в немом восторге.

— Примите мои поздравления, господин дю Трамбле, — сказал он, насмотревшись на нового коменданта. — Из вас получится отменный тюремщик. Думаю, вы в Бастилии надолго.

Дю Трамбле не понял, как ему следует отнестись к сентенции мушкетера. Поэтому он учтиво поклонился в ответ.

— Однако мы отклонились от существа дела, господин д'Артаньян.

— Совершенно верно.

— Итак?

— Мы самым приятным образом прогуливались с господином Ла Портом и беседовали о том о сем. Ругали тюремную стражу. Вдвоем это оказывается гораздо приятнее делать, чем в одиночку.

— Продолжайте, господин д'Артаньян!

— И вот — в один прекрасный, вернее, злосчастный день меня будят, вытряхивают из моей старой камеры, с которой я уже успел сродниться, словно улитку из ее раковины, и ведут сюда. В совершенно другую башню, которая отстоит от прежней, кажется, на добрых четверть мили! Так что теперь я лишен общества милейшего Ла Порта и предоставлен самому себе!

— А, так вот в чем дело! Вас перевели из Базиньеры в Бертодьеру!

— Не могу похвастаться тем, что знаю, как называются все казематы в вашем заведении, но вижу, суть проблемы вы ухватили.

— Я не готов ответить на ваш вопрос, так как об этом следует спрашивать моего предшественника. Но обещаю вам во всем разобраться. Думаю, старший тюремщик или помощник начальника гарнизона в курсе дела. Кстати, в какой камере вы находились до того?

— Разрази меня гром, если я ориентируюсь в этих каменных колодцах и тому подобных застенках, милейший господин дю Трамбле!

— Ну хорошо. Попробуем по-другому. Вы говорите, что вас содержали в одной башне с господином Ла Портом, не так ли?

— Совершенно верно.

— А так как он и сейчас находится в Базиньере, то стало быть вас перевели оттуда.

— В логике вам не откажешь. Если только вашему предшественнику не пришло в голову переместить господина Ла Порта в… словом, в эту башню откуда-либо еще.

— Черт побери!

— Совершенно с вами согласен.

— Мне это не приходило в голову!

— А мне, как видите, пришло.

Кружевной платочек был снова извлечен из кармана г-на коменданта Бастилии. Невооруженным глазом было видно, что он давно уже утратил свою первоначальную белизну и свежесть.

— Что-то душно сегодня, — заметил г-н дю Трамбле, отирая пот со лба.

— А я все время мерзну в этом погребе, — отвечал д'Артаньян.

— Итак, — решил г-н дю Трамбле, которому показалось, что он нашел соломоново решение. — Мы поступим следующим образом. Я буду считать, что господина Ла Порта никуда не переводили, то есть он находится там, куда попал сразу же после заключения в Бастилию. Переговорив с ним, как я сейчас беседую с вами, я смогу убедиться в правильности моего предположения.

— Или в его ошибочности, — вставил неумолимый гасконец.

— Или в его ошибочности, — автоматически повторил дю Трамбле. — Только не перебивайте меня! Если окажется, что господин Ла Порт не менял своей камеры ни одного раза, то…

— То и мое первое жилье находилось в башне, которую вы зовете Базиньерой, — рассудительно заключил д'Артаньян.

— Вот именно! — облегченно воскликнул дю Трамбле. — И теперь остается только выяснить, на каком этаже вас содержали.

— Ну, это легко, — с невинным видом сказал д'Артаньян. — Я уже говорил вам.

— Господин д'Артаньян, скажите снова!

— Неужто у вас такая короткая память, любезный господин дю Трамбле?! А, впрочем, понимаю — у вас такое большое хозяйство, всего не упомнишь. Так вот, моя камера находилась на третьем этаже.

— Уф-ф! Ну вот мы и добрались до конца. Значит, вас перевели из третьей Базиньеры в пятую Бертодьеру…

— Да, под самую крышу, и теперь у меня постоянно отсыревает потолок.

Тут д'Артаньян прервал сам себя на полуслове, поскольку увидел, что г-н дю Трамбле вдруг замер и вытаращил глаза.

— Что это с вами'?!

— Ох!

— Да что такое, черт побери! Эй, парень, ну-ка подай стакан воды своему начальнику!

Последнее предназначалось тюремному стражу, в сопровождении которого г-н дю Трамбле появился в камере д'Артаньяна.

— Ах!

— Что за напасть! Послушайте, господин дю Трамбле!

Нельзя принимать все так близко к сердцу!

Постепенно к дю Трамбле вернулся дар речи. Он снова опустился на кровать, где по-прежнему с невозмутимым видом сидел д'Артаньян.

— Да ведь это камера Бассомпьера! — смог проговорить он наконец.

Теперь пришла очередь д'Артаньяна. Он в немом изумлении воззрился на коменданта.

— Как Бассомпьера?!

— Именно.

— Бассомпьер — в Бастилии?!

— С понедельника.