Сергей Алексеев - Невеста для варвара

Капитан в сторону чужой невесты не смотрел, но почуял, как ей все в диковинку — далее Москвы не была и дома-то взаперти чаще сидела. К окошку слюдяному отвернулась и, наверное, глядит сквозь белое покрывало — ткань шелковая, индийская, так через нее изнутри все видно, а снаружи глядеть — все, что под нею сокрыто, лишь очертания едва просматриваются: Ивашка сам испытал и подивился столь редкому искусству.

Служанка же в первый день белугою поревела — слух был, от жениха оторвали и везут невесть куда, — однако же потом вытерла слезы, встряхнулась, словно курочка, прихорошилась, повеселела. И стала заводить своей госпоже долгие, старинные песни, коих знала в изрядном количестве, — граф тоже слушал и не препятствовал.

— Нам бы до Вологды добраться, — вдруг отчего-то затосковал он. — Атам Тренка все препоны обойдет, коли чинить станут. Только бы ко времени поспел…

На заставе в Вологде взяток не брали, возможно потому, что обоз встречал нарочный двора ее величества императрицы Екатерины — так и представился. И сразу же пакет генерал-фельдцейхмейстеру, и хоть стоит «смирно» перед ним, однако глаза надменно-шалые, дерзкие, как у всех офицеров его разряда, только что вкусивших счастье лицезреть царствующую особу.

Брюс в тот же час сделался вальяжным, брезгливым, равнодушно печати сломал, бумагу развернул, прочитал бегло, сунул за обшлаг камзола — и к своему возку.

— Белено ответ получить! — напомнил о себе нарочный.

— Скажи, с делами управлюсь — приеду, — на ходу проговорил генерал-фельдцейхмейстер. — И поведаю забавную историю…

Однако сам обеспокоился и, блюдя условия договора, показал письмо капитану. Екатерина требовала отчета о тайном предприятии, которое ныне проводили Брюс с Головиным, — куда они направляются, кому высватали девицу Варвару из раскольничьего рода Тюфякиных, бывших не в чести, и что в конечном итоге они замышляют. Государыня велела прибыть ко двору не позже страстной седьмицы и обо всем донести в подробностях.

В письме слышалось обычное бабье скучающее любопытство, но вместе с тем звучала некая тревога и даже обида, что Брюс, беседуя с ней, не сообщил о своей странной роли свата. Де-мол, пристало ли графу и генерал-фельдцейхмейстеру заниматься делом столь непрезентабельным?

— Покуда не поставлю тебя с обозом на путь, в Петербург не поеду, — заверил Брюс капитана. — Пускай ее Мен-шиков развлекает!

В Вологде тоже не было ни метелей, ни морозов, санные дороги становились рыхлыми на ярком солнце и раскатывались до самого окоема вытаявшими конскими яблоками. И тут Тренка, поджидавший обоз возле Прилуцкого монастыря, опять нагадал новый путь.

— Далее водою пойдем, — вдруг заявил он. — Встанем на Сухоне-реке и после ледохода сразу отправимся. А покуда ладьи готовьте, весла, снасти и прочие причиндалы.

Два его товарища, прибежавшие из Архангельска, очень похожие на самого Тренку — долгобородые, стриженные по-старому, кружалом, зрячие, но молчаливые, — лишь одобрительно кивали.

— Постой, я же потратился, коней купил, сани, вьючные седла! — расстроился обескураженный граф. — Что же теперь, лодки покупать?

— Хочешь покупай, хочешь строй, пока время есть. — Югагир был невозмутим. — Чтоб невесту с приданым и дарами везти, одной ладьи довольно. А ты, немец, товару с собою взял, что не только в ладью — в коч* не уложить. Да дюжину стражи. И почто одел их, как немцев? Отчего у них на головах не шапки стрелецкие, а гнезда вороньи?

Товарищи его опять покивали.

В присутствии Тренки об истинном назначении предприятия сего и думать было боязно — угадать мысли мог прозорливец, поэтому Брюс в тот же час попытался отвести любые подозрения.

— Стражу взял оттого, что обычай у нас такой — сопровождать невесту, — начальственным тоном сказал он. — Называется эскорт, поелику она княжеского достоинства и царственного рода. Что касаемо шапок, то сие есть треуголки, им по чину положенные. Но ежели есть потребность, то стражу в кафтаны переоденем. А товару много из интереса торгового. Сие путешествие след окупить, ибо государь император преставился, царство ему небесное, и денег из казны не отпустил.

И кажется, не убедил, поскольку югагир головой покачал:

— Как же ты окупишь, ежели добро свое сам в воду и бросишь? Потопнет оно…

— Отчего же я брошу? — с сердитым изумлением вопросил Брюс.

— Оттого что в огне его не спалить, а даром отдать нельзя.

— Что же ты пророчишь мне, Тренка?

— Не веришь, так и не думай о сем, — как-то легкомысленно отмахнулся от него Тренка и обернулся к Головину: — Ну, а теперь показывай нам невесту Оскола!

Варвара со служанкой прогуливались под монастырской стеной возле странноприимного дома — разминали затекшие от долгого неподвижного сидения ножки и, верно, радовались ведреному теплому деньку, ибо сквозь затаенные слезы, как весна сквозь зиму, пробивался их негромкий и кроткий смех. Ветерок трепал тонкую, скользкую ткань покрова, и, дабы не унесло, невеста держала в руках все его четыре угла. Ведомый товарищами, Тренка приблизился к Девицам, кои тем часом примолкли и выжидательно остановились, протянул корявую руку, однако до невесты даже не дотронулся. И тем паче покрова не поднимал, а минуту, пожалуй, таращился на нее незрячими глазами.

— Баская дева, боярин, — сказал наконец Ивашке, но как-то сдержанно, словно чем-то недоволен остался.

Товарищи его, как всегда, покивали и посмотрели на капитана с уважением.

А Варвара вдруг подняла покров, глянула на югагиров снизу вверх и с неким восхищением — росту они были все под сажень — спрашивает:

— Так вы и есть чувонцы из Беловодья? Слепой Тренка будто бы даже прозрел.

— Мы из племени Юга-Гир, — гордо произнес он, блуждая бельмами и словно рассматривая невесту. — А чувонца-ми прозываемся оттого, что наш народ прежде чтил пророчицу Чуву.

Варвара пробежала взглядом по их лицам.

— Жених мой, Оскол, образом схож ли с вами?

— Мы его сродники! — чуть ли не хором ответили юга-гиры. — И все принадлежим ко княжескому роду Распуты Ветхого,

У нее от подобного ответа еще больше интересу:

— А расскажите мне, каково там жить, в раю земном — Беловодье?

Капитан ощутил себя лишним при сем разговоре, развернулся и пошел, удрученный.

Переночевали они в странноприимном доме при монастыре и наутро посланные Тюфякиным розвальни разгрузили и вспять отправили, в Москву, покуда санный путь стоит, а сами отправились на Сухону-реку, что была в двадцати верстах. Встали на голом ветреном берегу, и югагиры научили, как из жердей да войлока чумы ставить. В середине установили малый чум, для невесты со служанкой, пол застелили мягкой кошмой и лишь земляное пятно оставили в середине — для костра. Вокруг выстроили четыре побольше, для эскорта, чувонского посольства и отдельно — Брюсу с Головиным. Местные люди ходят мимо, дивятся: экие смешные шалаши, и дым над ними курится!