Луи Бриньон - Д'Арманьяки

Вслед за этими словами герцог издал нечленораздельные звуки, после этого пробормотал себе под нос:

– Ничего не боится!

Эти слова вырвались у герцога после того, как он увидел Филиппа, направлявшегося к нему с неизмеримо малым для такой встречи окружением.

Арманьяки остановили своих коней в десяти шагах от бургундцев. Некоторое время обе стороны окидывали друг друга враждебными взглядами. Однако герцог бургундский, который видел, что обстановка накаляется по мере молчания, тронул коня. Подъехав к Филиппу, герцог Бургундский спешился. Приглашая его последовать его примеру, Филипп спешился и встал напротив него. Несколько минут они молча смотрели друг на друга испытывающими взглядами, а после этого герцог Бургундский заговорил, первым нарушая молчание:

– В тот день вы не пожали мне руку, зная, что убьете моего отца?

– Да, – коротко ответил Филипп, – я не мог пожать руку человека, чьего отца собирался убить.

– Честно и откровенно! Хотите сказать ещё что-нибудь по поводу смерти моего отца?

– Мне нечего сказать!

– Тогда выслушайте меня, – попросил герцог бургундский столь мягким голосом, что вызвал у Филиппа непроизвольное удивление.

– Я прекрасно осведомлён о том, сколько горя причинил вам мой отец! Я всегда осуждал его за это и всегда осуждал за союз, который он заключил с Англией. Скажу честно, – голос и облик герцога Бургундского наполнились гордостью и гневом, – я считал его предателем, продавшим свою страну. Я ненавидел его и поэтому, не могу не признать вашу месть справедливой и заслуженной! Я не хочу повторять его ошибок. Я хочу жить в мире с тобой и если бороться, то только с врагами Франции. Я люблю Луизу, несмотря на то, что однажды не сдержался. Я люблю её и меньше всего на свете хотел бы причинить ей страдания. Что бы мы ни говорили, а отрицать факт нашего родства мы не можем. Я не хочу быть вашим врагом, граф, я хочу быть вашим другом, я хочу быть вашим братом. И если вы в состоянии забыть прошлые обиды и простить зло, причинённое вам, то вот вам моя рука, – герцог Бургундский вместе с этими словами протянул свою руку.

Филипп, без колебаний, пожал руку герцога Бургундского. Вокруг них раздались радостные крики.

– А теперь позвольте обнять вас как брата и пусть все видят, что отныне мы вместе, – герцог Бургундский открыто улыбнулся Филиппу, а после этого они обнялись. В воздухе всё сильнее и сильнее раздавались приветственные крики.

– Ну вот мы и принесли мир, – улыбаясь, произнёс герцог Бургундский, – а теперь неплохо бы отпраздновать этот, без сомнения, великий день.

– Прошу вас в Осер, герцог, – дружелюбно предложил Филипп, – разумеется, если вы не сомневаетесь в моём слове!

– В слове своего брата? Вы оскорбляете меня одним предположением, граф, – обиженным голосом ответил герцог Бургундский, – едемте в Осер, и вы убедитесь, что я безгранично доверяю вам. Кроме того, признаюсь вам, граф, что очень хотел бы увидеть Луизу.

Филипп улыбнулся. После последних слов герцога Бургундского у него отпали последние сомнения. Они вскочили в седло и поехали бок о бок, как старые, добрые друзья. Так же поступили и воины, сопровождающие их. Бургундцы, мирно беседующие с арманьяками, кто бы мог себе это представить? Только не горожане Осера, которых просто потряс приезд герцога Бургундского. Все, открыв рот, глазели на своего монсеньора и герцога Бургундского, которые разговаривали, словно никакой вражды и не было.

– Неужели наступил мир? – с надеждой спрашивали друг у друга горожане и возносили молитвы к богу, прося, чтобы это действительно оказалось правдой.

Луиза встретила брата горячими объятиями. Из глаз бедняжки покатились слёзы, ибо она даже не надеялась, на то, что действительно происходило.

– Что ты, милая сестра, – нежно шептал герцог Бургундский, – прижимая её к груди, – разве я был так плох, что ты принимала меня таким, как отца?

После трогательной встречи брата и сестры, Филипп объявил, что по случаю установления мира между двумя кланами весь замок, весь город будут пировать. Едва отзвучали эти слова, как всё вокруг задвигалось, засуетилось. Стали поспешно накрывать столы. Не прошло и часа, как главный зал замка заполнило множество людей, среди которых не было разделений на своих и чужих. Столы завалили едой и вином. Все шумно наслаждались праздником. Сам Филипп, рядом с которым сидели с одной стороны Луиза, а с другой стороны герцог Бургундский, веселился больше всех. У него были прекрасная жена, прекрасный сын, лучшие друзья. Он установил долгожданный мир. Чего ещё можно было желать?

За время пира не было произнесено ни одного оскорбительного слова, ни единого упрёка. Люди веселились от души, понимая, что вражда окончена. Пир продолжался до поздней ночи. И лишь тогда с радостным настроением все начали расходиться на ночлег.

В то время, как в Осере все отходили ко сну, Таньги и де Крусто, во главе полутора тысяч всадников, въехали в Бурж. Оба постоянно озирались по сторонам с недоумённым видом. Они не замечали даже намёка на мятеж.

Когда дофина разбудили и сообщили, что в Бурж прибыл крупный отряд арманьяков, он, набросив на себя халат, выбежал из покоев. В кабинете его ждал Таньги.

– Что случилось? – беспокойно спросил дофин.

– Ты у меня спрашиваешь? – Таньги поразил этот вопрос. Он вытащил письмо и протянул его дофину. Дофин бегло прочитал письмо. Его лицо выглядело весьма изумлённым, когда он обратился к Таньги.

– В Дофинэ нет никакого мятежа. Всё, что написано здесь, – ложь, от начала до конца!

– Ложь? – Таньги покрылся мертвенной бледностью, – так это письмо не ты писал?

– Нет, – ответил дофин и прежде, чем отзвучали его слова, Таньги бросился к двери.

– Что происходит, Таньги, – вслед закричал ему дофин, но он не слушал его. Таньги буквально вылетел из дворца и побежал к отряду, который не успел даже спешиться.

– Измена! – закричал Таньги, – нас обманули. Скорей назад, граф Арманьяк в опасности!

Меньше, чем через минуту, отряд арманьяков галопом вылетел из дворца и понёсся по улицам Буржа, пугая на своём пути одиноких прохожих.

Ветер засвистел в ушах Таньги. Он нагнулся к шее своей лошади и шептал:

– Быстрее, милая, быстрее!

И лошадь, словно понимая слова Таньги, начала вырываться вперёд.

Рассвет застал многих спящими во дворе, прямо на земле. Основательно напившись, они уже не разбирали, что и где находятся, поэтому и повалились прямо на земле. Впрочем, некоторым следует отдать должное, потому что они успели подложить под голову сёдла. Ворота замка так и остались отворёнными с ночи. Никто больше не думал об опасности. А зачем было о ней думать, когда наступил мир. Но, тем не менее, в уже знакомой нам харчевне было полно людей. Лица их выражали мрачную решимость и ожидание. Все эти люди стояли на ногах и лишь один из них сидел у окна и нетерпеливо постукивал пальцем по столу, видимо, дожидаясь кого-то. Наконец, дверь отворилась и в харчевню вошёл Монтегю, у которого был весьма таинственный вид. Он подошёл к сидящему человеку и тихо сказал: