Юрий Никитин - Золотая шпага

Засядько оглянулся по сторонам, заметил стоявший неподалеку сарайчик. Почему не попробовать?

– К сараю! – скомандовал громко. – Разобрать по бревнышку, быстро! У кого уцелели шарфы – снять, пойдут вместо веревок.

Воспрянувшие духом солдаты бросились к сарайчику. Французы перенесли огонь на саперов. Засядько, сорвав с себя пояс, стал связывать доски. Кто-то принес найденную в сарае длинную веревку. Солдаты связывали жерди, которые нужно было перебросить через разрушенную часть моста.

Прискакал Багратион. Увидев, чем заняты солдаты, тоже снял свой пояс и бросил на землю. Пули свистели в воздухе, но князь, не обращая внимания, наблюдал за работой.

Отчаянная атака русских увенчалась успехом. Французы отступили с немалыми потерями. Засядько хотел было собрать свой батальон, но оказалось, что все его чудо-богатыри полегли в ущелье реки Рейс и на Чертовом мосту, однако спасли армию. Капитан вздохнул: в который раз приходится комплектовать батальон заново. Но горевать было некогда. Через восстановленный мост уже двигалась армия.

Затем последовали переходы через хребты Росшток и Паникс. Засядько было приказано покинуть авангардные части Багратиона и заняться артиллерией. Тем приходилось особенно трудно. Уже бросили по дороге почти половину пушек, но и оставшиеся солдаты вязли в снегу, падали под порывами ураганного ветра, гибли под обвалами и лавинами…

Внимание Александра привлек солдат огромного роста. Несмотря на мороз и лютый ветер, он обливался потом, волоча с двумя помощниками горную гаубицу. У солдата были нашивки капрала, но держался он с врожденной гордостью, осанка была явно не крестьянской.

Когда капрал на мгновение выпрямился, вытирая мокрый лоб, Засядько вздрогнул от неожиданности. Ему по­казалось, что это сам император Павел: настолько солдат был похож на царя. Он был такого же огромного роста, курнос, с пронзительно голубыми глазами и очень светлыми волосами.

– Взя-а-али! – закричал капрал зычно и первым ухватился за постромки. Гаубица поползла дальше.

Лякумович толкнул Александра:

– Узнал?

– Нет. Кто это?

– Константин, сын императора. Бравый воин, хоть и молодой. Пожелал служить простым солдатом. И как видишь, дослужился до капрала…

Лякумович, снисходительно проводив взглядом сына Павла I, любовно погладил свои знаки различия поручика.

– Ничего, – ответил Засядько неопределенно. – Бонапарт тоже был капралом. Ну и как он?

– Бонапарт?

– Нет, это чадо императора.

Лякумович оглянулся по сторонам, наклонился к товарищу и прошептал опасливо:

– Говорят, туп как пробка. Выше капрала не прыгнет. Ну, капитана. Однако парень честный и добросовестный. Никакими привилегиями не пожелал пользоваться, ест только из солдатского котла. Солдаты его любят и ждут не дождутся, когда он станет императором…

– Да-а, – протянул Засядько, – теперь Суворову наверняка вручат звание генералиссимуса.

– Почему?

– Генералиссимуса дают полководцам, командующим несколькими, чаще союзными, армиями, или тем, у кого в подчинении имеются принцы королевской крови… Суворов командует русской и австрийской армиями – раз, у него в подчинении сын императора – два!

Невероятных усилий стоило тащить лошадей с тюками, орудия и зарядные ящики. Плотные тучи, плывшие над скалами, пропитывали одежду сыростью, пронизывающий ветер покрывал шинели ледяной коркой. Свирепствовала вьюга. С гор срывались огромные камни и с грохотом катились вниз, захватывая с собой солдат. Многие замерзали на привалах, многие падали в пропасти.

И все время в пути губы Александра шевелились. Лякумович, который шел в нескольких шагах сзади, наконец собрался с силами и догнал Засядько. Поручика заинтересовала мысль: что мог шептать железный капитан во время этого адского похода? Молитву Пречистой Деве Марии? Или имя любимой девушки?

Засядько шагал широко, но не поспешно – экономил силы. Он напоминал скалу, о которую разбиваются океанские волны. Казалось, дорога сама стелется ему под ноги. Время от времени он оглядывался, покрикивал на отстающих и снова шел вперед, суровый и непоколебимый. А губы его опять шевельнулись.

– Александр! – окликнул Лякумович и не узнал собственного голоса: послышался какой-то мышиный писк. – Александр, что ты там шепчешь?

Засядько, не удивившись вопросу, молча протянул левую руку ладонью кверху. За широким обшлагом рукава прятался плотный листок бумаги. Лякумович присмотрелся, но ничего не мог сообразить. Там было несколько фраз, и все на незнакомом языке.

– Не понял, – признался Лякумович.

– Английский, – ответил Засядько коротко.

– Все равно не понял. Что ты делаешь?

– Учу, – ответил железный капитан.

Голос его был звучный и хрипловатый, как боевая труба. Лякумович оторопел от неожиданности. Он видел, что Засядько не шутит, но все равно в его сознании не укладывалось, что во время такого изнурительного похода, когда все силы брошены на выживание, нашелся человек, выписавший на листок бумаги английские слова, и теперь зубрит их по дороге, ни минуты не теряя даром.

– Мне недостаточно знания только французского, итальянского и немецкого языков, – терпеливо объяснил Засядько, видя смятение поручика. – Вместо того чтобы преподавать в корпусе латинский и древнегреческий, лучше бы ввели в программу еще два живых языка. Мертвым – вечный покой, живым – жизнь…

– Господи! – вскричал Лякумович потрясенно. – Я думал, ты сочиняешь письмо своей пассии…

– У меня нет пассии, – усмехнулся Засядько. – Есть невеста. Самая красивая на всем белом свете. И она ждет. Когда я вернусь, мы сразу поженимся.

– Когда или если?

– Когда, – непреклонно сказал Засядько. – А письма ее вот…

Он показал другой рукав, где из-за обшлага тоже выглядывал потертый листок бумаги.

Но Лякумович почти не слушал. Какой же величайшей силой воли нужно обладать, чтобы на краю пропасти все так же жадно стремиться к знаниям!

Не успел додумать эту мысль, как вдруг впереди и сверху раздался страшный грохот. И сразу же чья-то сильная рука бесцеремонно схватила его за воротник, рванула в сторону. Лякумович ощутил, что его ноги отделяются от земли. Несколько метров он пролетел по воздуху, больно ударился при падении о камни. На голову посыпалась снежная пыль, в полуметре пронеслась груда камней, из которых самый маленький был с пушечное ядро, а иные превосходили по размерам откормленного быка.

– The mountain avalanche, – послышался невеселый голос капитана.

– Что? – спросил ошеломленный поручик.

– Горная лавина, – перевел Засядько. – Если я правильно произнес. У этих англичан, оказывается, написано по-немецки, а произносится не то по-старофранцузски, не то еще как…