Юрий Никитин - Золотая шпага

Он почти физически чувствовал ненавидящий взгляд Грессера, заметил полные боли глаза Кэт. Но его глаза снова и снова поворачивались к их удивительной и трогательной в своей доверчивости и беззащитности девочке.

Громко и победно прозвучали фанфары. Церемониймейстер ударил жезлом в пол, торжественно перечислил титулы короля прусского. Дверь распахнулась, придворные склонились в низком поклоне, дамы присели. Александр и офицеры прусской армии вытянулись и щелкнули каблуками.

Церемония вручения наград показалась Александру затянутой, хотя позже его уверяли, что король сам спешил к столу и скомкал всю торжественную часть. Первыми награды получили члены августейшей семьи, что было естественно, хотя никто из них и близко не был возле крепости. Затем церемониймейстер назвал полковника русской армии Александра Засядько.

Фридрих-Вильгельм III обнял Александра, расцеловал, видимо подражая старым русским обычаям, что вышли из употребления еще при Петре Великом, отступил на шаг, глядя в загорелое лицо молодого полковника:

– Вон каков наш германский герой! Немецкая нация не забудет вашего подвига. Вы сделали для нас больше, чем дипломаты, армия или артиллерия. На королевском совете вас решено было представить к дворянскому ордену за воинскую доблесть – «Pour le me€rite». И считаю приятным долгом добавить, что никто из совета – а у нас, немцев, в со­вете больше народу, чем в советах всех стран Европы, вместе взятых, – никто не возражал, что редко бывает, а барон Мюфлинг даже выразил сожаление, что нельзя дать сразу два ордена!

Лорд-канцлер поднес бархатную подушечку, где блистал невиданный орден. Король умело прикрепил его к полковничьему мундиру Александра, еще раз обнял:

– Спасибо! Я в долгу у вас, Александр. Как и вся немецкая нация. Если что понадобится, то… как говорят русские… только свистните!

Он захохотал, довольный, он любил употреблять неожиданные сравнения, простонародные словечки, за что снискал любовь и преданность солдат и простых крестьян. А хорошая память позволяла хранить их в памяти бесчисленное множество.

– Благодарю вас, ваше величество, – ответил Александр на немецком языке без намека на акцент. – В этой войне вы показали себя не просто королем, их хоть пруд пруди, а настоящим вождем. А к вождям, как известно, всегда стекались лучшие воины со всех краев света. Не по долгу, а потому что верят в вождя. Так что я к вашим услугам и в грядущие дни и годы!

Он отдал честь. Король засмеялся, русский полковник ответил ему в тон, грубовато, но так, что он едва не замурлыкал от удовольствия. Спеша попасть на глаза королю, высшие придворные бросились к Александру, поздравляли, одаривали, приглашали в гости. Краем глаза он увидел на том конце зала злое лицо Грессера, зеленое от ревности лицо Кэт, радостные и вместе с тем обеспокоенные глаза Оли.

Баронесса Адельгина, юная и благоухающая, прошептала Александру, потупя глазки:

– Завтра я весь вечер буду дома… Я буду рада видеть вас, таинственный герой, у меня в гостях.

Теперь и глаза Оли стали зелеными. Она, как и ее родители, вряд ли слышала их разговор, но многообещающая улыбка юной баронессы, родственницы короля, говорила сама за себя. А мужественный полковник, статный и красивый той хищной красотой разбойника или контрабандиста, что заставляет трепетать сердца даже замужних, преданных семье и дому дам, свободен и находится всего на расстоянии протянутой руки!

– Благодарю. – Он бросил короткий взгляд на побледневшую девочку. «Дорасти сперва, – говорил его взгляд. – Рано тебе лезть в игры взрослых». – Я обязательно приду. Если, конечно, нашу часть внезапно не перебросят в другое место.

Она весело засмеялась. У нее было нежное румяное лицо, ямочки на щеках, блестящие глаза. Она дышала чистотой и здоровьем, словно жила не при дворе, а в далекой альпийской деревушке среди чистого воздуха, цветов, теплого молока и родниковой воды.

– Ваша часть останется здесь еще на неделю. Я уже узнала!

Засядько поклонился. У него было желание сдвинуть лопатки, укрывая спину от жалящего взгляда девочки.

– И если мое начальство даст мне возможность вырваться хоть на миг…

– Ваша часть на отдыхе, – заверила она весело. – Видит Бог, все ваши солдаты тоже заслужили отдых! Такой беспримерный марш из Сибири в нашу солнечную Германию!

Москва не совсем в Сибири, хотел было возразить он, но лишь усмехнулся в ответ. Тогда пришлось бы сказать, что и Германия не совсем солнечная страна. Как же тогда назвать Италию и средиземноморские острова – знойной Индией или вовсе арабскими пустынями, но баронесса лучилась сочной красотой, от нее исходил мощный зов, на который откликалась его звериная натура, а не звериная не очень-то и сопротивлялась.

Он подал руку, она положила ему на локоть длинные, но пухленькие пальцы, тоже розовые и сочные. Они пошли вдоль длинной стены, рассматривая картины в тяжелых рамах. Гости постепенно оставались позади, встречались только слуги с подносами, потом и те перестали попадаться, и, когда Адельгина увидела уютненький уединенный альков, Засядько тут же, угадывая ее желание, свернул, бережно усадил, сел рядом.

– Ах, Александр, – сказала она томно, – у вас такое мужественное имя!

– Его дал мне отец.

– Ах, – сказала она со смехом, – я уверена, что он дал вам не только мужское имя…

– Надеюсь, – пробормотал он, баронесса уже задышала чаще, в глазах появился особенный блеск, алый рот призывно начал раскрываться. – Но если вы не уверены…

– Мы, немцы, практичный народ, – ответила она с низким грудным смехом. – Мы предпочитаем проверять…

Ее белые нежные руки обхватили его за шею. Сильный запах пряных духов и пудры забил ноздри, под его пальцами ее тело было мягким, горячим и сочным, она слабо застонала, глаза ее томно полузакрылись. Засядько начал расстегивать ее пояс, как вдруг раздались быстрые шаги.

Адельгина вздохнула и с неохотой отстранилась. В то же мгновение занавески колыхнулись, в щель просунулась голова Оли. Ее ясные серые глаза потемнели, она с укором посмотрела на обоих, сказала:

– Александр Дмитриевич, вы обещали рассказать про Московский бой!

«Когда это я обещал?» – едва не сказал он сердито, но прикусил язык. Ребенок ревнует, это же ясно. Детская ревность, она не может видеть, как ее героя занимают другие женщины.

– Оля, – сказал он просительно, – давай я расскажу тебе в другой раз.

– Вы все обещаете, – обвинила она, – а потом опять уедете!

– У меня служба.

– Но пока вы здесь…

Адельгина прервала с досадой:

– Милое дитя, вернись к родителям. Наш герой расскажет тебе в другой раз.

Оля смотрела на нее исподлобья. Засядько чувствовал себя скверно, он ясно видел, что девочка хотела бы сказать, но баронесса этого пока не понимает.