Наталия Басовская - Великие правители [Литрес]

Но после семи блистательных лет правления Ашоки началась Калингская война 261–260 годов. Против власти Маурьев восстало небольшое государство Калинга на берегу Бенгальского залива. Империя Маурьев в ту эпоху — это почти вся Индия, кроме самых южных ее областей, плюс Непал, Бутан, Пакистан, Афганистан.

Волнения на востоке империи, в Калинге, были обусловлены этническими и религиозными различиями, характерными для огромной и очень пестрой Индии. А при подавлении этого восстания была проявлена неожиданная жестокость, в целом не свойственная правлению Ашоки: 100 тысяч убитых и погибших от ран и голода. Около 150 тысяч человек взяты в плен и изгнаны из Калинги.

Царь и сам в своих надписях признал, что был вынужден действовать жестоко. Причем подчеркивал: вне зависимости от того, были мятежники знатными или простолюдинами. Это удивительно для Индии, где веками существовало деление людей на касты.

Для европейцев, оказывавшихся в Индии, все, что происходило там, было по меньшей мере странно. Например, позиция сельского населения. Во время междоусобных войн между соседними княжествами можно было наблюдать такую картину: воины бьются не на жизнь, а на смерть, а рядом крестьяне продолжают спокойно работать в поле. Вот что значит непреодолимый барьер между социальными слоями.

Ашока, пытавшийся в некоторых ситуациях не видеть кастовых различий, вел себя очень необычно. Считается, что Калингская война толкнула его к полному духовному преображению. Он стал строгим, категорическим адептом буддизма.

На Древнем Востоке были приняты надписи, в которых правители заявляли о себе — для современников и для будущего. Это было принято в Древнем Египте, в Ассирии. В этих надписях непременно утверждается высочайшая, непререкаемая власть правителя. Знаменитая формула: «Я царь, царь царей». Вырубая ее в камне, правители будто пытаются выбить ее и в сознании людей. Они говорят от имени богов, сами чувствуя себя богами.

Так же поступал и Ашока. Его устами, как он полагал, говорила Дхарма — нравственная сущность человека. Надписи гласили: «Из всех побед победа Дхармы наивысшая. Можно завоевать часть земли, но добротой, любовью и жалостью можно завоевать сердца людей… Из острого меча бьет фонтан крови, а из Дхармы — фонтан любви».

По мнению М. Киранаги, Ашока стал воплощением сострадания, доброты и любви. По крайней мере, в вегетарианство он действительно перешел, охоту ради забавы запретил, всякое кровопролитие осудил. Все это напоминает, например, святого Франциска, который в Италии XII века вел аскетический образ жизни и боялся наступить на муравья, чтобы не совершить убийство. Но Франциск был монахом, а Ашока — царем.

Благость, которая стала ему доступна, он насаждал силой. Мы хорошо знаем, что это никогда не дает положительных результатов. Вскоре в окружении Ашоки стало нарастать недовольство, связанное с тем, что в многоконфессиональной стране он решительно выделял буддистские общины. Они получали богатые дары, обширные территории. Это многим не нравилось.

Ашока дожил до 72 лет, но в старости очень страдал. Правда, сыновья его порадовали: все они отправились в разные концы Индии и соседние страны распространять учение Будды. Ашока сам этого хотел, но получается, что таким образом он сделал себя одиноким.

Царица Ашоки Тишьяракшита

Внуки начали бороться за престол стареющего деда. При жизни Ашоки реальную власть захватил внук Сампади, которого поддерживала царица Тишьяракшита — противница буддизма. В многоконфессиональной стране нельзя поддерживать только одну конфессию. Людей легко было убедить в том, что Ашока сошел с ума.

Он все еще был царем, но его распоряжения перестали исполняться. Он не сразу это заметил, потому что совершал многочисленные паломничества. Идя от монастыря к монастырю, от ступы (буддистской часовни) к другой ступе, он и не знал, что от его имени документы подписывают другие, что он перестал быть реальным правителем. Прекрасные мечты разбились о реальность.

Интересно, что после смерти царя Ашоки Калинга, восстание в которой он подавлял, все-таки стала независимой. А еще примерно через 100 лет она подчинила себе бывшее его царство — Магадху.

Но имя Ашоки — яркого и весьма оригинального правителя — навсегда осталось в истории.

Марк Аврелий — последний яркий представитель династии Антонинов, династии римского «золотого века», который продолжался с 96 по 192 год. За эти неполные сто лет Римом правили Нерва, Траян, Адриан, Антонин Пий (его приемным сыном был Марк Аврелий), сам Марк Аврелий и трагически завершивший «золотой век» сын Марка, Аврелий Коммод.

Почему тот век назвали золотым? Правители той эпохи, все кроме Коммода, претендовали на некое сочетание монархии и свободы. Они рассматривали свое правление, вообще императорскую власть не как тиранию, а как служение. Не всегда, не во всем, не идеально следовали они этому принципу, но сама идея в сознании власти — это уже немало!

К тому же время Антонинов пришло на смену страшному периоду конца гражданских войн. Рим сотрясло множество заговоров. Да и впереди были тяжелейшие испытания, связанные с уходом с исторической арены великой римской цивилизации.

Одна из особенностей Антонинов состояла в том, что они сохранили республиканские институты, в частности Сенат. В отличие от ранних Цезарей, они не воевали с Сенатом, а старались примириться, добиться того, чтобы монархия опиралась на аристократию.

Очень разумный ход, не вполне успешный, но давший некоторые результаты.

Марк Аврелий жил со 121 по 180 год н. э. Как ни парадоксально, будучи римским императором, он прославился не столько деяниями, сколько своим дневником, который был найден после его смерти.

Об этом дневнике, написанном по-древнегречески, при жизни автора практически никто не знал. По-русски его условно называют «Наедине с собой» или «К самому себе».

Да, видимо, он писал для себя; нет никаких оснований предполагать, что он хотел сделать дневник достоянием общественности. Перед смертью (а по воспоминаниям его окружения, он чувствовал приближение последнего часа) Марк Аврелий вполне мог сделать распоряжение о том, чтобы его записи передали кому-то. Но он такого решения не принял. Это был все-таки именно разговор с самим собой.

Дневник Марка Аврелия настолько поразителен, что он оказывается ярче его реальной жизни. Потому и биографы сбиваются порой на его пересказ, как, например, известный французский политик Франсуа Фонтен (его книга «Марк Аврелий» вышла в серии ЖЗЛ).