Бернард Корнуэлл - Повелитель войн [litres]

– Давай! – заорал я, хотя побуждать сына и Берга к действию не требовалось.

Гутфрит старался удержаться в седле на вздыбившемся коне. Я вскочил, проклиная боль в коленях, ухватил короля за руку с мечом. Сын был слева от меня и удерживал другого норманна на расстоянии под угрозой вогнать ему клинок в живот. Я потянул Гутфрита, дернул еще раз. Рывок жеребца отбросил меня вправо, но Гутфрит наконец повалился и рухнул на дорогу. Я вырвал у него из ладони меч, упал ему коленями на живот и приложил Клык Вепря к всклокоченной бороде.

– Только одну клятву ты от меня услышишь, слизь лягушачья, – пообещал я. – Клятву тебя убить.

Король дернулся, и мне пришлось сильнее прижать меч, чтобы его успокоить.

А за спиной у меня шел в атаку Финан. Копья моих воинов были опущены, острия сверкали под палящим солнцем. Люди Гутфрита пришли в себя не сразу, но теперь тоже двинулись вперед.

И я в который раз поймал себя на мысли, что не уверен, на правильной ли стороне дерусь.

Была ли это неправильная сторона?

К Гутфриту я симпатии не питал. Вечно пьяный грубиян и дурак за короткое пребывание на престоле Нортумбрии преуспел только в сокращении границ страны. Теперь, лежа на дороге, он мычал что-то, и я надавил на меч, заставляя его заткнуться.

Мой сын ранил своего противника в живот. Высвободив клинок, Утред развернул коня и рубанул врага по шее. Удар получился жестокий, быстрый и искусный. Дружинник покачнулся, его лошадь рванулась, и он с глухим стуком упал на траву близ дороги. Тело подрагивало, а кровавое пятно растекалось в пыли.

Гутфрит снова дернулся, и я сильнее надавил на меч, прижав ему бороду к шее.

– Ты гость на моей земле, – заявил я ему. – Так что изволь вести себя учтиво.

Берг освободил Хротверда. Державший лошадь архиепископа норманн бросил поводья и попытался развернуться и сбежать. То была смертельная ошибка, особенно при встрече с противником столь яростным и умелым, как Берг, тоже норманном. Теперь тот парень корчился на земле, а его коняга рысил рядом с Гутфритовым скакуном, морда у которого была в крови.

– Берг, ко мне! – рявкнул я. Гутфрит пытался заговорить и колотить меня рукой. – Еще раз дернешься, и я перережу тебе глотку! – пригрозил я. Он успокоился.

Финан, верный слову, мчался как ветер, за конями тянулся шлейф поднятой с сухой земли пыли. Наши лошади устали гораздо меньше вражеских, поэтому Финан добрался до меня раньше.

– Стой! – заорал я ирландцу, перекрывая грохот копыт. – Всем стоять! Стой!

Мне потребовалось встать и раскинуть руки, чтобы меня поняли. Гутфрит попытался повалить меня, так что пришлось врезать ему Клыком Вепря плашмя по шлему. Он ухватился за клинок, я дернул меч на себя и увидел как из ладони у короля потекла кровь.

– Дубина! – выругался я и еще раз приложил его клинком. – Гербрухт! Гербрухт, сюда!

Мои воины остановились, окутавшись клубами пыли. Гербрухт, здоровяк и силач из Фризии, подвел ко мне скакуна и соскользнул с седла.

– Что, господин?

– Держи его крепко, – распорядился. – Он, конечно, король, но, если будет брыкаться, врежь ублюдку как полагается.

Люди Гутфрита не сразу поняли, что происходит, однако в конце концов пошли вперед и теперь видели, как Гербрухт держит их короля, приставив ему к шее меч. Норманны осадили коней.

Гутфрит не сопротивлялся, только плюнул в меня, отчего Гербрухт сильнее прижал меч.

– Гляди не убей, – с некоторым сожалением сказал я.

Я пленил короля. Короля, который пустил по ветру свою страну, притеснял народ и позволил врагам жестоко бесчинствовать в западных землях. Теперь в Эофервике находился король Этельстан: монарх справедливый, строгий. Но королем он стал только благодаря тому, что я бился за него под лунденскими воротами Крепелгейт. В былые времена я относился к Этельстану как к сыну. Я оберегал его от могущественных врагов, обучал мастерству воина и наблюдал за его взрослением. И он предал меня. Этельстан поклялся не вторгаться в Нортумбрию, пока я жив, но заявился сюда с войском.

Я нортумбриец. Моя страна – это продуваемый всеми ветрами берег, черные от дождей горы и голые скалы на севере. От обильных пажитей вокруг Эофервика до горных пастбищ, где люди стараются хоть что-то вырастить на тощей почве, от суровых вод, где рыбаки забрасывают сети, до унылых болот и густых лесов, где мы охотимся на оленя, – все это земля, завоеванная моими предками. Они обустроили ее, возвели надежные усадьбы и крепости, а потом защищали их. Мы – это саксы и даны, норманны и англы. Мы все нортумбрийцы.

Вот только у маленькой страны на большом острове век короткий. Мне ли не знать. К северу от нас располагалось государство Константина – Альба, известная у нас как Шотландия. И Константин боялся живущих к югу от нас саксов. Саксы и скотты – народы христианские и говорят, что их бог – любовь. Они учат любить друг друга и подставлять вторую щеку, если тебя ударили, однако, когда на кону земля, все эти догматы улетучиваются и в ход идут мечи. Константин правил Альбой, Этельстан – Уэссексом, Мерсией и Восточной Англией, и оба хотели заполучить Нортумбрию. «Нортумбрия говорит на нашем языке, – заявил мне однажды Этельстан. – На языке нашего народа. И она должна стать частью нашей страны, страны, говорящей на энглийском!»

Это была мечта короля Альфреда. В ту пору, когда даны захватили почти всю Британию, а Альфред прятался в болотах Суморсэты, мечта казалась несбыточной. Однако мы сражались и победили. Теперь его внук владеет всем Инглаландом за исключением моей страны, Нортумбрии.

– Сражайся за меня, – раздался голос.

Я повернулся и обнаружил, что это говорил Гутфрит.

– Тебе следовало драться в Эофервике, – возразил я. – А ты сбежал.

Он ненавидел меня, и по лицу его было ясно, каких усилий ему стоит говорить спокойно.

– Нортумбриец, ты ведь язычник. Неужели ты желаешь победы христианам?

– Нет.

– Тогда воюй на моей стороне! Мои люди, твои люди, и Эгил Скаллагримрсон приведет своих!

– И у саксов все равно будет шесть человек против одного нашего, – отрезал я.

– А если мы укроемся за стенами Беббанбурга? – В голосе Гутфрита прозвучала мольба. – Что тогда? Константин нам поможет!

– Чтобы забрать потом твое королевство.

– Он пообещал этого не делать! – выпалил Гутфрит.

– Пообещал? – переспросил я, сделав паузу.

Но Гутфрит умолк. Под действием отчаяния он явно сказал больше, чем намеревался, и теперь жалел об этом. Выходит, Константин засылал послов в Эофервик? И Гутфрит принимал их? Мне хотелось достать Осиное Жало, мой короткий меч, и вогнать его в брюхо мерзавцу, но рядом стоял архиепископ Хротверд, да и епископ Ода уже спешился и подошел к пленнику: