Сергей Плохий - Потерянное царство. Поход за имперским идеалом и сотворение русской нации [c 1470 года до наших дней]

В 1557 году, через год после покорения Астрахани, Иван отправил послание вселенскому патриарху Константинопольскому Иосафу II с просьбой признать его царское достоинство. В сношениях с западными соседями Иван указывал на свои победы: “… Взяли есмя царство Казанское и царство Астороханское” 9. Иноземцы его притязания на царский титул воспринимали по-разному. Через четыре года из ответа вселенского патриарха, желавшего признать нового православного самодержца – своего потенциального защитника, Иван IV узнал следующее: “В соборней великой церкви написали имя твое и по воскресеньям соборне молят и поминают со преж бывших царей православных” 10(то есть византийских императоров). В Священной Римской империи были более осторожны, так как новый титул московских правителей ослаблял ее всемирный авторитет. В 1576 году Максимилиан II предложил Ивану в случае разгрома турок пользоваться титулом восточного цесаря – отсылая к той же византийской традиции.

В 1558 году Иван Грозный, уже получивший признание вселенского патриарха, но не дождавшийся того же от западных правителей, двинул свои войска на запад. Первым актом Ливонской войны, которая продлится ровно четверть века, стало вторжение на земли Ливонского ордена, одряхлевшего государства, основанного тевтонскими рыцарями на территории нынешних Латвии и Эстонии. Кампания началась победами русских ратников, однако разгром ливонцев стал сигналом к мобилизации соседних с орденом государств, напуганных угрозой из Москвы. Великое княжество Литовское, оборонявшееся от атак Московии с конца XV века, пришло на помощь ливонцам – и само потерпело поражение.

В 1563 году Иван IV взял Полоцк – город, притязания на который заявил еще Иван III в 1478 году, сразу же после присоединения Новгорода. В 1569 году на сейме в Люблине Литва вынужденно превратила династическую унию с Польским королевством в бессрочное объединение двух государств. Великое княжество лишилось былой независимости и утратило контроль над украинскими землями, удержав только белорусские. Теперь объединенная польско-литовская армия могла отразить российское вторжение. Также она могла рассчитывать на помощь Швеции.

Царю пришлось перейти к обороне. В 1571 году, пользуясь сосредоточением его войск на западе, крымские татары сожгли Москву и тем самым вынудили Ивана упразднить печально известную политику опричнины, сопровождавшуюся террором против боярства. Полоса неудач в войне на западе не прекращалась. Стефан Баторий, новый король, возглавил польско-литовскую армию и взял в 1579 году Полоцк. Через два года шведы выбили русских из Нарвы – важного балтийского порта, захваченного еще в 1558 году, в начале войны. Вскоре Ивану IV стало ясно, что боевые действия продолжать нельзя, а надо заключать мир, забыв о “четвертом царстве” на Балтике – в Ливонии. Правитель, которого многие превозносили как защитника православия, был вынужден просить римского папу способствовать примирению с польским королем. Едва ли Иван думал, что ему доведется припасть к римским истокам столь унизительным образом.

В 1583 году русско-шведский мир знаменовал окончание Ливонской войны, год спустя Иван Грозный умер. Федор Иоаннович, последний в линии московских Рюриковичей, получил в наследство разоренную и опустошенную террором и войной страну, в которой власть была централизованна, как никогда прежде. Иван также оставил преемнику царский титул, частично признанный иноземными державами, и шапку Мономаха, которой его сына Федора венчали на царство. Шапка и сочиненная для нее легенда воплощали становление довольно непростой идентичности российской царской власти в течение XVI века. Азиатские золото и камни, отороченные русским мехом, были пропитаны многослойным преданием – о Киеве, Византии, Риме. Стремилась ли Москва доказать связь с Римом через родословие Августа или наследие Мономаха, все дороги к Риму вели через исторический Киев – столицу Рюриковичей, без которых претендовать можно было разве что на преемственность ордынской традиции.

Киевский миф стал краеугольным камнем в идеологии Московского царства, созданной в те времена, когда держава проходила путь от монголо-татарского вассалитета к независимому государству, а затем к империи.

В июне 1586 года в Москве встречали необычного гостя – антиохийского патриарха Иоакима V, который занимал один из четырех самых древних и престижных в православном мире престолов. Царь Федор, два года назад наследовавший своему отцу, Ивану Грозному, торжественно принял его в палатах, в окружении бояр и окольничих. Царь даже встал с трона и прошел в своем парадном одеянии два метра навстречу патриарху – это был выдающийся знак уважения. А получив архипастырское благословение, пригласил его отобедать – такой чести тоже мало кто удостаивался.

В России уже привыкли к тому, что православные иерархи приезжают в Москву просить денежной помощи, но до 1586 года ни один патриарх не приезжал лично. Статус московской поместной церкви был намного ниже древних византийских церквей. Ее возглавлял всего лишь митрополит, а не патриарх, причем и сама каноничность ее вызывала серьезные сомнения у православных иерарахов бывшей Восточной Римской империи. Визит Иоакима давал царю возможность поднять свой престиж в православном мире, но необходимо было решить, как именно извлечь из этого события пользу. Федор предоставил решение этой трудной задачи митрополиту Дионисию. Пригласив Иоакима разделить с ним трапезу, Иван предложил ему сначала встретиться с Дионисием в Успенском соборе в Кремле. Когда патриарх вошел в храм, митрополит Дионисий, игнорируя все требования церковной иерархии, первым благословил патриарха. Ошеломленный Иоаким заметил, что митрополиту надлежало бы вначале принять его благословение. Но победа в первом дипломатическом раунде осталась за митрополитом. Остальное сделали государь и его свита.

Они рассказали Иоакиму о желании сделать московскую митрополию патриархией. По видимости, патриарх был застигнут врасплох, потому решил тянуть время. С одной стороны, он действительно нуждался в пожертвованиях царя и не хотел уехать домой с пустыми руками. С другой стороны, создание новой патриархии было возможно лишь по благословению “большой четверки” (Константинополя, Александрии, Антиохии, Иерусалима), никак не одного из четверых. Русские источники уверяют, что Иоаким ответил, что, по его мнению, Москва достойна иметь свою патриархию, но он должен будет обсудить эту идею с другими патриархами и на Вселенском соборе такое решение может быть принято. Он обещал поддержать Москву по возвращении на свою кафедру. Федор Иоаннович богато одарил не только его, но и передал дары еще двум предстоятелям: константинопольскому и александрийскому.