Андрей Ведяев - Ода контрразведке

Осенью 1941 года Энглтон продолжил образование в Кембридже, штат Массачусетс, в Гарвардской юридической школе – старейшей в США и самой престижной в мире, где подружился с Ричардом Хелмсом, будущим сотрудником УСС и директором ЦРУ в 1966–1973 годах. После нападения Японии на Пёрл-Харбор 7 декабря 1941 года Энглтон добровольцем вступил в армию и вскоре оказался в УСС (англ. OSS, Управление стратегических служб – предшественник ЦРУ). Считается, что этому способствовали не только личные качества и знания Джеймса, но и связи его отца. Подполковник Энглтон был крупной фигурой в разведке, по некоторым данным – руководителем тайных операций и резидентом на Средиземноморском побережье Европы, непосредственным подчиненным руководителя УСС полковника Уильяма Донована.

28 декабря 1943 года Энглтон прибыл в Лондон, чтобы работать в Х-2 – английской контрразведывательной секции УСС. Вскоре состоялось его знакомство с Кимом Филби. Как писал в своей книге «Philby: KGB Masterspy» (1988) Филипп Найтли: «Филби был одним из инструкторов Энглтона, его главным наставником по контрразведке. Энглтон стал воспринимать его как старшего брата».

К концу войны Энглтон возглавил итальянский отдел Х-2. Однако борьба против итальянского фашизма и немецкого нацизма не исчерпывала все содержание его деятельности. Главными задачами Х-2 в Риме были проникновение в круги, близкие к «престолу Святого Петра», противодействие политическим целям движения Сопротивления и саботирование коммунистического движения в Европе. Энглтон выполняет различные поручения Аллена Даллеса, в том числе в оккупированной Германии. Тогда же произошло его знакомство с Генри Киссинджером (настоящее имя Хайнц Альфред Киссингер), служившим в тот период в военной разведке. Будущему советнику по национальной безопасности и Госсекретарю Киссинджеру принадлежит фраза: «Все приличные люди начинали в разведке. Я тоже».

После создания ЦРУ первым назначением Энглтона в июне 1948 года стала должность специального советника главы Службы тайных операций, занимавшейся шпионажем и проведением диверсий по всему миру в соответствии с директивой Совета Национальной Безопасности США 20/1 от 18 августа 1948 года:

« Основные задачи

Нашими основными задачами в отношении России на самом деле являются только две следующие:

а. Уменьшить мощь и влияние Москвы до таких пределов, при которых она больше не будет представлять угрозу миру и стабильности международного сообщества;

и

б. Внести фундаментальные изменения в теорию и практику международных отношений, которых придерживается правительство, находящееся у власти в России.

Необходимо сократить до разумных пределов несоразмерные проявления российской мощи. Странам, находящимся в зоне сателлитов, должна быть предоставлена возможность коренным образом освободиться от русского господства и из-под российского идеологического влияния. Также должен быть основательно разоблачен миф, который заставляет миллионы людей в странах, удаленных от Советских границ, смотреть на Москву, как на выдающийся источник надежды человечества на улучшение, а следы воздействия этого мифа должны быть полностью ликвидированы.

В отношении зоны сателлитов цель политики США в мирное время состоит в создании максимально возможной напряженности в структуре отношений, обеспечивающей советское господство, постепенного, при помощи естественных и законных усилий Европы, оттеснения русских с их главенствующей позиции и предоставления возможности этим странам вернуть себе свободу действий. Эта цель может быть достигнута и достигается многими способами. Наиболее впечатляющим шагом в этом направлении было оригинальное предложение о Программе Реконструкции Европы, сформулированное в гарвардской речи секретаря Маршалла 5 июня 1947 года.

Независимо от того, сохранится или нет советская власть где-либо на нынешней советской территории, мы не можем быть уверены, что среди российского народа найдется какая-то другая группа политических лидеров, которые окажутся полностью “демократичными” в нашем понимании этого слова.

Хотя в России и были моменты либерализма, понятия демократии незнакомы огромным массам российских людей, а в особенности тем из них, кто по своему темпераменту склонен к управленческой деятельности. В настоящее время существует ряд интересных и влиятельных российских политических группировок среди российских изгнанников, которые в той или иной степени приобщились к принципам либерализма, и любая из них была бы возможно, с нашей точки зрения, лучшим руководителем России, нежели Советское правительство. Но никто не знает, насколько либеральными окажутся эти группы, придя однажды к власти, или смогут ли они сохранить свою власть среди российского народа, не прибегая к методам полицейского насилия и террора.

Если территория под их контролем не будет существенно сокращена, тот же результат может быть получен обширными разрушениями важных промышленных и экономических объектов с воздуха. Возможно, потребуются оба эти средства. Как бы то ни было, мы можем определенно заключить, что нельзя считать наши военные действия успешными, если они оставят под контролем коммунистического режима часть нынешнего военно-промышленного потенциала Советского Союза.

В худшем случае, при сохранении советской власти на всей или почти всей нынешней советской территории, нам следует потребовать:

(а) прямых военных уступок (сдача вооружений, эвакуация ключевых районов и т. п.), обеспечивающих гарантии военной беспомощности на продолжительное время;

(б) соблюдения условий, обеспечивающих значительную экономическую зависимость от внешнего мира;

(в) соблюдения условий, гарантирующих необходимую свободу либо федеративный статус национальным меньшинствам (нам следует как минимум настаивать на полном освобождении прибалтийских государств и на предоставлении федеративного статуса Украине, который обеспечил бы местным украинским властям большую степень автономии;

(г) соблюдения условий, гарантирующих устранение железного занавеса, обеспечивающих свободный поток идей извне и установление широких личных контактов между людьми в зоне советской власти и вне ее.

Таковы наши цели по отношению к любым остаткам советской власти. Остается вопрос, каковы наши цели по отношению к любой некоммунистической власти, которая может быть установлена на части или на всей российской территории вследствие войны.

Прежде всего следует сказать, что независимо от идеологического базиса любой такой некоммунистической власти и независимо от степени, в которой она может быть готова приобщиться к идеалам демократии и либерализма, мы должны проследить, чтобы тем или иным способом было бы гарантировано достижение основных целей, вытекающих из вышеизложенных требований. Другими словами, мы должны обеспечить автоматические гарантии того, что даже некоммунистический и номинально дружественный нам режим: