Георгий Любарский - Морфология истории. Сравнительный метод и историческое развитие

Этот “глаз истории” смещается от эпохи к эпохе. До времени Греции он выделял Египет и Вавилонию; начиная с Нового времени выделена история Европы, германских народов. Те времена, когда главенствующую роль в истории играли народы, обитающие в Индии или в Китае, скрыты от нас почти непроницаемой пеленой забвения. В разное время европейского развития эта “точка роста” переходит от одной страны к другой; была “Европа Франции”, потом несколько раз на время появлялась “Европа Германии”, теперь время “Европы Англии”. Этот “глаз истории” постепенно смещается на восток, в Россию. Если в истории Средних веков история России не является необходимой главой всемирной истории, то в истории XIX-XX вв. ей “посвящены” важнейшие страницы. А время истории Америки, истории США еще почти и не начиналось, это - те области, где история еще впереди.

И точно так же, как при рассуждении об органах биологического организма, речь здесь не идет о “нужных” и “ненужных” странах и культурах, здесь говорится только о странах, определяющих наиболее характерные черты современного развития человечества, и других, подобная роль которых уже сыграна или еще не начиналась. Опять же, нельзя сказать, что каждая страна “играет” только один раз; например, немецкая культура уже несколько раз была “первой скрипкой”, и нет оснований полагать, что ее значение уже в прошлом. Но когда речь идет не об отдельной культуре, а о целом культурном регионе, ситуация меняется. Определенные исторические эпохи связаны с настолько глубокими изменениями человеческой душевности, что регионы, задействованные в развитии определенным образом, не могут затем играть совсем другую роль, - так же, как орган, обладающий определенной функциональностью, не может полноценно выполнять функции иного органа. В том потрясающем многообразии, которое открывает нам история, встречаются и исключения из этого правила, но это все же исключения, а не норма.

Одним из важнейших понятий, описывающих развитие органических целых, является представление об эквифинальности. Смысл этого понятия состоит в следующем. Практически каждый организм испытывает определенные случайные нарушения развития и с тем или иным успехом преодолевает их, изменяясь при этом в большей или меньшей степени. Однако, несмотря на встречающиеся в каждом развитии нарушения, мы обычно можем сказать, что перед нами - кошка, жираф или человек. Это означает, что существуют механизмы устойчивого развития, которые не позволяют развивающейся системе становиться под ударами окружающей среды “какой угодно”; эти механизмы выводят систему к определенному окончательному облику. Один котенок рождается худым, другой - слабеньким, третий - полосатым или особенно пушистым, но все они в целом соответствуют облику кошки. Такой постоянный в определенном отношении результат устойчивого развития, достигаемый несмотря на наличие некоторых нарушений, и называется эквифинальностью. В результате работы механизмов устойчивости развития, объединяемых в понятии эквифинальности, организмы демонстрируют нам органически упорядоченное многообразие, они делятся на виды, роды и более крупные единства, обозначающие их существенное сходство. Так и общественные целые, при всем их разнообразии, организованы в типы, благодаря которым и возможна морфология истории: существуют исторические эпохи и периоды, объективно выделенные регионы и проч. Целостность общественных целых ниже, чем биологических организмов, и потому исторические типы оказываются менее четкими, чем биологические виды; однако эти типы реально существуют и различаются в истории.

Если же механизмы эквифинальности не срабатывают, результат получается совсем иной, развитие оказывается существенным образом нарушено. Выше уже говорилось, что наиболее обычным типом нарушений в развитии являются гетерохронии, когда некий орган или система органов развиваются с некоторым опозданием или, напротив, с опережением. Обычно множество коррелятивных связей в организме, создающих устойчивость развития, способны нивелировать эти небольшие гетерохронии и результатом развития является нормальный организм, хотя и с индивидуальными отличиями от всех других организмов. Если же компенсаторным механизмам не удается снять эффект гетерохронии, развитие резко уклоняется от обычного пути и облик появляющегося организма становится совсем иным, не похожим на то, что мы привыкли видеть. Попробуем отыскать примеры подобных взаимодействий в рядах исторических событий, в развитии известных нам общественных целых.

Немецкий сдвиг и русская гетерохрония

Отыскать такой пример развития можно при рассмотрении русской истории, и для выявления таких нарушений развития ключевой оказывается фигура Петра I. Относительно этой личности существуют самые разные взгляды; наиболее обычная оценка гласит, что он успел преобразовать Россию, вывести ее в последнее историческое мгновение, когда это еще было возможно, в русло европеизма. Старое Московское царство не выдержало бы неизбежной войны со Швецией, эта война раздробила бы Московию на группу полунезависимых государств. Но Петр прыгнул на последнюю подножку уходящего поезда цивилизации, пробил окно - и сам уехал, и нас успел посадить. Преобразование Московского царства в Петербургскую империю имело смысл как европеизация страны: создана морская европейская держава, обеспечены крепость государственного устройства, развитие науки европейского образца. Правда, победа была куплена штурмовщиной, чудовищным напряжением сил страны, но трудно сказать, можно ли было догнать Запад с меньшими усилиями.

Проверить такую оценку нелегко: альтернативная история часто многокрасочна, но не проверяема. Проверять мнения об истории можно только самой историей, а не “альтернативными соображениями”. Но тогда - кто победил, тот и прав. Петр сделал свое дело, значит, все жертвы оправданы. Моря освоил, шведа победил, окно прорубил, сына убил… Но все же было бы интересно попытаться проверить тезис о том, что Петр едва успел ввести в России серию государственных и научно-технических новаций по европейскому образцу. “Петр догнал Европу”, гласит тезис.

В предыдущих главах мы уже имели возможность видеть, что представление о чрезвычайной отсталости России от Запада является не то чтобы неверным, но слишком неотчетливым. В России было мало число городов - однако вспомним, что страной городов в Средние века называли Византию, в которой городов было много больше, чем во всей Западной Европе, и это, однако, не сделало Византию передовой страной своего времени; можно вспомнить и изолированную, закрывшуюся от мира Японию XVIII в. - она была одной из самых урбанизированных стран мира, 12% ее населения проживало в городах, но урбанизированность не стала “пропуском” в Новое время. Из торговых городов в Средневековой Европе вырастает торговля и развитие некоторых областей ремесленного производства, но примеры Византии и Японии показывают, что этот путь сам по себе не ведет к современному обществу. Заметим, что в Европе вольные города в первую очередь развивались на юге, в Италии, а развитие общественного устройства современного общества связано с северо-западной Европой. Вообще показатель урбанизации имеет много особенностей и вовсе не обязательно указывает на степень прогрессивности общества. Например, можно ранжировать города некой эпохи по относительному размеру - на сверхкрупные, крупные, средние, мелкие, и посмотреть соотношение получившихся категорий. Во времена Римской империи и Византии этот показатель выше, чем в нашей сверхурбанизированной современности, то есть доля больших городов по отношению к мелким была выше, чем сейчас. Другая причина отставания России - наличие крепостного права; но оно столько же сохранялось во многих государствах центральной и восточной Европы, не говоря уже о рабстве в США, так что и крепостное право само по себе не говорит об из ряда вон выходящей отсталости. Говорят также об отсутствии Возрождения, Реформации и наследующей этим событиям культуры - не распознавая Раскол как гомолог Реформации.