Эрих Гессе - Война в немецком тылу. Оккупационные власти против советских партизан. 1941—1944

Не случайно в нарушение всех правил ведения войны еще в самом ее начале немецкая сторона во исполнение своих радикальных завоевательных намерений приняла соответствующие законодательные акты, среди которых выделяется пресловутый приказ в отношении комиссаров. Поэтому в ходе партизанской войны немецкая сторона все больше прибегала к таким средствам, которые для создания основы будущего господства на оккупированных восточных областях были направлены на искоренение всех политических противников при помощи военной силы.

Однако, независимо от подходов в рассмотрении партизанской войны, неопровержимым является тот факт, что по опыту Второй мировой войны она в значительной степени превратилась в доминирующее боевое средство в современных конфликтах и в будущем станет оказывать существенное влияние на ведение любой войны.

Нападение немецких армий на Советский Союз ранним утром 22 июня 1941 года стало решающим поворотным пунктом в истории Второй мировой войны. После быстротечных, уверенно и успешно проведенных военных походов германского вермахта в Польше и Франции на севере и юго-востоке Европы поворот оружия против Советской России привел к решающему противостоянию между сильнейшими в то время военными державами мира и злейшими идеологическими противниками.

Эта война, которую с самого начала отличала бескомпромиссная борьба двух непримиримых мировоззрений, могла вестись только с целью полного уничтожения государственного строя противника и путем тотального искоренения его идеологических корней в сознании соответствующего народа. Запланированной национал-социалистическим немецким государством войне на уничтожение и ведущемуся с применением всех средств насилия и невиданной жестокостью наступлению немецких войск советское правительство, исходя из своих мировоззренческих убеждений, должно было противопоставить тотальную оборонительную борьбу.

Политические причины и движущие мотивы, которые привели к началу войны между Германией и Советским Союзом, достаточно полно рассмотрены со всех сторон и изложены в соответствующих научных трудах. Поэтому в этой книге можно лишь отметить, что на фоне быстро меняющейся политической и военной ситуации в континентальной Европе германо-советские отношения в 1940–1941 годах характеризовались угрожающим нарастанием напряженности между сторонами известного договора [5] Имеется в виду Договор о ненападении между Германией и Советским Союзом – межправительственное соглашение, подписанное 23 августа 1939 г. министрами иностранных дел Германии и Советского Союза, явившееся последним из серии договоров о ненападении, подписанных в Европе перед Второй мировой войной. .

Одновременно следует сказать, что в критическом осмыслении и переоценке соглашений 1939 года особенно срочно нуждалась советская сторона договора. Это объяснялось тем, что постоянному наращиванию в 1940 году политического и военного превосходства Германии в Европе Советский Союз стремился противопоставить быстрое оборудование новых оборонительных позиций на территориях, выдвинутых по условиям этого договора на запад. В этом, с одной стороны, проявилось стремление оказать решающее политическое влияние на обстановку в Юго-Восточной и Северо-Восточной Европе, а с другой стороны – желание встретить возможное немецкое нападение на стратегически выгодных рубежах. Советскую политику все отчетливее волновали следующие вопросы: какие ограничения вообще будет готов в дальнейшем признавать фашистский блок, все более укреплявшийся в уверенности в своей победе, и как долго могут продлиться договоренности между двумя идеологически непримиримыми противниками в условиях изменившегося соотношения сил.

У немецкой же стороны проводимые советским правительством мероприятия и выдвигаемые им территориальные претензии порождали никогда до конца не исчезавшее недоверие. Ведь германское руководство опасалось, что Советский Союз может превратиться в материковую шпагу Англии. И такое его мнение укрепляли воспоминания о переговорах союзников с Советским Союзом в 1939 году, а также более поздние тайные заверения известных советских политиков о готовности как можно быстрее присоединиться к военному альянсу против Германии. Естественно, что это поневоле наводило на мысли о том, что для немецкой власти со стороны Востока следует ожидать угрозу.

К чувству угрозы, возникающей для тылового прикрытия германской армии, боязни последствий новой войны на два фронта добавлялось неприятное осознание возможных экономических последствий перехода Советского Союза в ряды противников Германии. К тому же германское руководство было весьма обеспокоено вопросом, сможет ли блокированный континент развернуть достаточные народно-хозяйственные силы, чтобы обеспечить необходимое количество продовольствия и дальнейшее ведение войны. Однако точно установить, насколько чисто экономические соображения сподвигли Гитлера к нападению на Советский Союз, не представляется возможным. Известно только, что, исходя из опыта Первой мировой войны, он постоянно упрекал генералов в том, что они очень слабо разбираются в военно-экономических вопросах и не видят исходящей из них угрозы для осуществления его политики немецкой экспансии. А вот политическая подозрительность охватывала Гитлера слишком легко, и на основании своих политико-экономических представлений и опасений он все более укреплялся во мнении, что Германия чересчур сильно зависит от готовности к переговорам руководства Советского государства.

Только стесненность в средствах заставила Гитлера в 1939 году в интересах сиюминутной военной и экономической необходимости отказаться от широко пропагандировав-шейся на протяжении десятилетий борьбы с большевизмом. Однако он никогда не изменял своей убежденности в том, что Советский Союз является сплетением в единое целое его политических врагов – коммунизма и еврейства.

По мнению Гитлера, высказанному в его программной книге «Майн кампф», большевистское Советское государство являлось не чем иным, как шагом еврейства в его попытке установить в XX столетии мировое господство. О том, насколько верен он оставался своей политической доктрине даже во время провозглашенной в договоре с СССР дружбы, свидетельствует его неуверенность в отношении собственного народа, который приветствовал сделанный им дипломатический шаг с поразительным облегчением, прославляя его политические способности. Проявилось это и в неоднократно задаваемых Гитлером своему окружению пытливых вопросах относительно того, насколько отразился на позиции союзников Германии внезапный поворот в его политике. Только приняв решение о наступательной войне, он снова вернулся к своей основной установке, считая, что освободился наконец от упреков к самому себе, о чем и написал в письме Муссолини 21 июня 1941 года.