Анатолий Бернацкий - Неизвестная жизнь мировых лидеров

Очень сложно понять тот факт, что ближайшие сподвижники Рузвельта радовались и предавались обильным возлияниям после его кончины. Ведущий корреспондент при Белом доме М. Смит пишет: «Алкоголь лился рекой в каждом купе и каждом салоне. Занавески на окнах были спущены, и снаружи поезд выглядел, как любой другой, везущий траурных гостей домой. Но за этими занавесками рузвельтовские подручные развлекались полным ходом… Официанты носились по коридорам с подносами расплескивающихся бокалов. Не будучи знакомым с публикой в салонах, можно было бы принять ее за возвращающихся домой болельщиков с футбольного поля»…

Практически сразу после кончины Рузвельта появилась версия, которую тут же назвали абсолютно неправдоподобной. Дело в том, что в феврале 1945 года, после Ялтинской конференции, американская делегация во главе с Рузвельтом вылетела в Египет, где на крейсере «Куинси» президент встретился с лидерами ближневосточных государств: египетским королем Фаруком, императором Эфиопии Хайле Селасие и королем Саудовской Аравии Ибн-Саудом. И именно разговор с королем Саудовской Аравии больше всего поразил Рузвельта. По его признанию, он «за пять минут узнал от Ибн-Сауда о Палестине больше, чем за всю свою жизнь».

Вначале президент предполагал убедить Ибн-Сауда, чтобы тот согласился на переселение в Палестину нескольких десятков тысяч европейских евреев. Но король Саудовской Аравии отказался принять предложение Рузвельта, заявив, что там «уже есть вооруженная до зубов палестинская армия из евреев, не собирающаяся воевать с немцами, но явно нацеленная на арабов». И именно тогда Рузвельт гарантировал Ибн-Сауду, что никогда не предпримет никаких действий, враждебных арабскому народу. Возможно, это заявление как раз и поставило жизнь американского президента под угрозу.

Видимо, своим заявлением он нарушил какое-то тайное соглашение. По словам ближайшего помощника президента Гарри Гопкинса, Рузвельт «полностью обязался – официально, частным порядком и по собственному убеждению – содействовать сионизму». И после разговора с Ибн-Саудом Гопкинс сразу отказался от переговоров, заперся в своей каюте и спустя трое суток сошел в Алжире. И уже после этого их пути с Рузвельтом никогда не пересекались.

А 28 марта Ибн-Сауд отправил президенту письмо, в котором письменно подтвердил предостережения, если США поддержат сионистов. Спустя неделю, 5 апреля, Рузвельт направил Ибн-Сауду ответ, подтвердив устную версию: «В качестве главы Американского правительства я не предприму никаких действий, которые могли бы оказаться враждебными по отношению к арабскому народу». Многие историки полагают, что этим письмом президент подписал себе смертный приговор. Спустя всего неделю Рузвельт был уже мертв…

Существует еще одна, вполне правдоподобная, версия смерти президента. В истории любви Рузвельта рассказывалось о Люси Мерсье. Так вот, когда в Уорм-Спрингс прибыла Элеонора Рузвельт, она узнала, что все годы ненавистная Люси незримо находилась рядом с ее мужем. И открывшаяся шокирующая правда стала последней каплей, приведшей к роковому выстрелу…

Днем 30 апреля 1945 года советские войска начали последний штурм Рейхстага, который находился всего в километре от фюрербункера, или бункера Гитлера. В это время у нацистов, оставшихся с Гитлером, исчезли всякие надежды на освобождение Берлина. Тем более что были разгромлены части генерала Венка в сражении за Берлин.

Решение же Гитлера о суициде не было каким-то внезапным порывом. Уже в течение нескольких месяцев фюрер походил на изможденного старика, а не на могущественного диктатора. А последний месяц он и вовсе не покидал бункера. К тому же Гитлер заявил, что попасть в плен он не может ни при каких обстоятельствах. Потому что его посадят в клетку, как обезьяну, и будут показывать людям в зоопарке.

Определенную роль в самоубийстве сыграло также известие о гибели Муссолини, которое он получил за два дня до суицида. Оказалось, что когда партизаны уничтожили итальянского диктатора, они его мертвое тело таскали по улицам, издевались и фотографировали. Тщеславие Гитлера было выше этого. И он, конечно же, боялся повторить судьбу Муссолини.

И поэтому утром 29 апреля, осознавая безвыходность ситуации, фюрер окончательно решил добровольно уйти из жизни вместе со своей супругой Евой Браун. В своем завещании Гитлер признавался, что выбрал смерть вместо «позора капитуляции». А также потому, что не хочет попасть в руки своих врагов, которые «для увеселения своих подстрекаемых масс нуждаются в инсценированном евреями зрелище».

Фюрер хотел уйти из жизни «с радостным сердцем» перед лицом «неизмеримых подвигов и достижений» немецких солдат на фронте. После смерти Гитлер просил самых преданных соратников кремировать тела, чтобы избежать посмертного глумления.

По воспоминаниям Рохуса Мишу, бывшем при Гитлере телефонистом и охранником, фюрер не терял самообладания до последнего часа. О последних днях Гитлера он рассказал в таких словах: «Гитлер выглядел очень усталым, на грани срыва, но все равно он не опускал рук, видя реальное положение дел. Иногда он казался даже странно спокойным. Воздушные тревоги, бомбы и с каждым днем все более очевидное поражение, казалось, нисколько не подрывали его авторитет. Бразды правления полностью оставались в его руках. Атмосфера, царившая в камерах бункера, была давящая, мрачная и абсолютно некомфортная. Там не пили, как многие об этом говорили после войны. Бывало, что кто-нибудь наливал себе стаканчик спиртного, но не более того. А курение всегда было строжайше запрещено».

Спустя годы камердинер фюрера Хайнц Линге вспоминал, что ночь накануне смерти Гитлер практически не спал. Не спала и Ева. Вышли же они из своей комнаты позже обычного, и это несмотря на то, что вдалеке беспрерывно гремели взрывы снарядов и бомб. Когда Адольф Гитлер и Ева Браун появились на публике, часы показывали тридцать минут третьего пополудни. Это был их последний совместный выход к своему ближайшему окружению.

Последние минуты жизни Адольфа и Евы в своих мемуарах описал личный секретарь фюрера Траудль Юнге. Поскольку текст завещания именно она печатала на машинке, то ей, безусловно, было известно о его намерении уйти из жизни. «Мы пообедали с Гитлером. Потом я вышла покурить, но тут на пороге возник Линге и сообщил: “Фюрер желает проститься”. Он вышел из своей комнаты, сгорбившись еще сильнее, чем прежде, и пожал руку каждому из нас. Я почувствовала тепло его руки, но взгляд его ничего не выражал. Казалось, он уже далеко. Он сказал что-то, но я не разобрала слов. Настал момент, которого все мы ожидали, и я словно онемела и едва могла уследить за происходящим. Только когда Ева Браун подошла ко мне, чары рассеялись. Она улыбнулась и обняла меня», – вспоминала Юнге.