Ричард Роуэн - Три тысячелетия секретных служб мира. Заказчики и исполнители тайных миссий и операций

По своим «обычным каналам» он получил знаменитое «пти бле» — письмо, посланное по пневматической почте и названное по цвету конверта. Это сенсационное письмо оказалось не так-то просто прочесть, поскольку оно состояло из множества склеенных мелких обрывков, местами затруднявших его понимание.

По-видимому, письмо это предназначалось некоему шпиону полковником фон Шварцкоппеном, который, по невыясненным причинам, порвал его и не отправил. Бракер, а может, другой агент, завладел этим сокровищем, выудив обрывки из корзины для бумаг. Пикар разобрал следующие строки:

«Милостивый государь!

Относительно затронутого вопроса я хотел бы вначале получить больше подробностей. Не будете ли вы столь любезны сообщить мне их письменно? Тогда я решу, возможно ли продолжать отношения с фирмой Р. или нет».

Подписанное заглавным «С», о котором уже было известно, что это значок личного шифра Шварцкоппена, письмо было адресовано:

«Майору Эстерхази, 27, улица Бьенфезанс, Париж».

— Еще один Дрейфус! — воскликнул пораженный Пикар. Но еще большая неожиданность ждала его впереди, когда начальство Пикара настойчиво порекомендовало ему отказаться от дальнейшего расследования данной улики, поскольку она могла оправдать Альфреда Дрейфуса.

Почерк Альфреда Дрейфуса

Почерк Фердинанда Вальсена Эстерхази

Свидетельство «бордеро», из-за которого Дрейфуса отправили на Чертов остров. Прославленный Альфонс Бертильон, произведя опознание, которое только по одному этому отрывку способен опровергнуть даже одноглазый человек, не умеющий читать, с непререкаемой уверенностью продолжал укреплять свою мировую славу создателя новой системы идентификации преступников по их антропометрическим данным

Однако Пикар был не только штабным офицером, но и благородным рыцарем-крестоносцем, настойчивым и не боявшимся за свою жизнь солдатом. Он не обращал внимания на предупреждения и продолжал гнуть свою линию. В конце концов ему запретили говорить об этом. А для большей надежности, чтобы протестующего голоса правдолюбца не было слышно из далекой пустыни, 16 ноября 1896 года Пикара удалили из штаба и сослали в Тунис. Его новому начальнику посоветовали назначить Пикара на особо опасный пост.

Непримиримая тайная война продолжалась. Рискнуть защитить «этого еврея» означало стать чудовищем, предателем, богохульником, мошенником — но только не джентльменом. В 1896 году произошли два события, которым суждено было оказать большое влияние на судьбу одинокого узника Чертова острова и его сосланного в Тунис защитника.

Во-первых, в парижской газете «Эклер» 14 сентября появилась статья о необходимости пересмотреть дело Дрейфуса, поскольку он был осужден с нарушением 101-й статьи кодекса военного судопроизводства. Во-вторых, 10 ноября газета «Матен» опубликовала факсимиле «бордеро» с красноречивым пояснением редакции. В этом пояснении подчеркивалось, что отныне все, располагающие образцом почерка Дрейфуса, должны признать его автором «бордеро». Но разоблачение привело к совершенно неожиданным для редакции результатам.

Брат осужденного капитана Матье Дрейфус распространил ответные листовки и плакаты с фотокопией «бордеро», и Париж подошел ко второй главе этой судебной драмы: к обвинению Эстерхази и Анри.

Последний боролся с подозрениями, которые постепенно набирали силу. В Базеле он обменялся мнениями с эмиссаром генерального немецкого штаба, который добивался встречи, чтобы объявить невиновность Дрейфуса. Немецкий представитель выложил такие подробности, что французские власти не смогли бы не признать виновность Эстерхази, если бы Анри не поторопился остановить немца, прежде чем тот назвал настоящего виновника.

Порывистый ветерок, разметавший листовки Матье Дрейфуса по Парижу, превратился в шторм. Некий банкир Кастро, ведший дела Эстерхази, увидел факсимиле «бордеро» и узнал почерк своего клиента. Пикару также удалось сообщить одному дрейфусару о фактах, возбудивших его подозрение против майора-авантюриста.

Все это частным образом довели до сведения вице-председателя французского сената Шерера-Кестнера. Пожилой и почтенный ученый, никогда не видавший ни Альфреда Дрейфуса, ни членов его семьи, Шерер-Кестнер встревожился, не была ли здесь допущена судебная ошибка? Он потихоньку занялся этим делом и потратил на него несколько месяцев.

30 октября 1897 года Шерер-Кестнер посетил генерала Бильо, который сменил Мерсье на посту военного министра, и выложил перед ним документальные доказательства предательских действий майора Эстерхази. И сразу же французские власти бросились в бой. Церковь заняла сторону противников «еврея-предателя», со всем упрямством, предвзятостью и фанатизмом, на которую была способна.

Изучая газеты того времени, можно оценить порочную эксцентричность нападок этих «союзников», безрассудную ярость армии, церкви, политиков и контролируемой ими прессы против тех, кто всего лишь выступал за пересмотр дела Дрейфуса. Генерал Бильо раздраженно отмахнулся от доводов Шерера-Кестнера. После чего Матье Дрейфус направил 15 ноября военному министру открытое письмо, в котором называл Эстерхази автором «бордеро» и, следовательно, изменником. 18-го числа «Фигаро» подлила масла в огонь, опубликовав несколько компрометирующих писем, которые Эстерхази написал некоей мадам Буланси.

Майор Эстерхази с наглостью, присущей такого рода людям, потребовал расследования, а затем и военного суда. Армия судила его 10–11 января 1898 года и опровергла все обвинения. Председатель суда заявил, что с делом Дрейфуса покончено навсегда и что в данном случае решался лишь вопрос о том, виновен ли Эстерхази. Торжественно оправданный авантюрист опять вернулся к своей роли любимца церкви и публики.

На этот раз генеральный штаб избрал злодеем не Эстерхази, а Пикара. В ноябре Пикара вызвали обратно в Париж; так что именно его и можно назвать настоящим героем в деле Дрейфуса. Он решительно отказался свидетельствовать в пользу Эстерхази, так как это было против его убеждений. Поэтому 13 января его судили, признали виновным в разглашении официальных документов и приговорили к двум месяцам заключения.

Но в это трудное время на арену выступил еще один сторонник Дрейфуса, знаменитый романист Эмиль Золя, опубликовавший свое заявление «Я обвиняю!». Это был великий момент для французского правосудия и спасение лица Франции — и предвещающий грозу для интриганов и манипуляторов секретной службы военного министерства. Золя громил преступную военную клику, в том числе и Мерсье, и судей Дрейфуса, и Эстерхази, и «экспертов-графологов»; он требовал их привлечения к ответственности за клеветнические действия.